Материалы пресс-конференции на тему: "Станет ли 44-й съезд Компартии началом активизации левого движения в Украине?", которая 23 июня состоялась в информационном агентстве "ГолосUA".
Участники пресс-конференции: политолог и директор Центра политического маркетинга Василий Стоякин, эксперты Киевского центра политических исследований и конфликтологии "Аналитика" Антон Финько и Денис Кирюхин, профессор кафедры политологии Национального университета "Киево-Могилянская Академия" Валентин Якушик; журналист Дмитрий Джангиров.
Модератор — директор информагентства "ГолосUA" Оксана Ващенко.
Оксана Ващенко: Добрый день! Сегодняшнюю тему, думаю, нельзя, скажем так, як кажуть українською мовою, оминути увагою. Сегодня мы хотели поговорить о левом движении. В субботу, как известно, состоялся съезд Коммунистической партии Украины. Мы можем говорить о каком-то новом старте определенном и вообще мы хотели бы поговорить о левом движении: какие перспективы у него в целом в Украине и за пределами Украины. Вы знаете, если вспомнить, то в 1990-х годах Френсис Фукуяма написал книгу «Конец истории», тогда была очень активная риторика по поводу того, какая ж идея победит. Что вроде бы либеральная идея более подходит для того, чтобы и общество развивалось, и социальная сфера была в хорошем состоянии.
Думаю, что сегодня люди, которые присутствуют здесь, — эксперты, политологи, вы их знаете, дадут свой рецепт или прогноз на перспективу для Украины. Хотелось, чтобы сегодняшнюю нашу встречу начал Василий Стоякин — директор Центра политического маркетинга.
Василий Стоякин: Я говорить на общеполитические темы, наверное, не буду, я сразу спущусь до уровня того информационного повода, который озвучен, — это 44-й съезд Компартии Украины. Скажу сразу, вот я два дня просидел на этом съезде, понятное дело, что присутствие на таких мероприятиях достаточно специфическое, но мне показалось, что я увидел в значительной степени иную Компартию. Не такую, к которой мы привыкли, не ту, которую мы видели на протяжении последних избирательных кампаний.
Во-первых, заметно, что партия сильно омолодилась. То есть с трибуны постоянно выступали люди не то, чтобы новые, а именно люди молодые, в возрасте часто до тридцати лет. Изменился стиль. Вообще в этом отношении там выступления были достаточно неровные: были старые такие кондовые, советской закалки выступления, которые можно было слышать на заседаниях парткомов в те времена, когда я был кандидатом в члены КПСС; были выступления митинговые, были очень правильные, но ни о чем, но большая часть выступлений, как мне показалось, были вполне деловые, посвященные конкретным вопросам, в которых люди делились своим опытом и высказывали пожелания по работе других партийных организаций.
Что там еще было замечено? Все, кто интересовался деятельностью Компартии, заметили, что партия перешла от работы вообще, к работе в направлении конкретных партийных проектов. Вот сейчас у Компартии появились проекты: «Работа, защита, зарплата». Мне говорили, что стартует какой-то проект по жилищно-коммунальному хозяйству, уже стартовал проект «Народный референдум». Во всяком случае, я уже несколько раз сталкивался с людьми, которые раздавали листовки и предлагали проголосовать на этом народном референдуме. Принята новая программа партии, причем коллеги из других коммунистических партий ее очень хвалили за такой новаторский взгляд на партийную идеологию. Честно говоря, я не очень понимаю, в чем это заключатся, но мнение Геннадия Андреевича Зюганова мне кажется здесь достаточно интересным. Кстати, Зюганов вообще был доволен съездом партии наших коммунистов.
Что еще можно сказать? С критической точки зрения, пожалуй, от съезда ожидалось, что, возможно, съезд примет решение о выходе из большинства. Съезд такого решения не принял. Причем логика здесь вполне в общем-то такая правильная, вот мне приходится присутствовать на эфирах, на разных «круглых столах» — кто требует от коммунистов выхода из коалиции? Выхода из коалиции или из большинства от коммунистов требуют, в первую очередь, представители правых сил: требует Яценюк, требует Наливайченко, еще кто-то — да как вы можете быть в коалиции с капиталистами… И тут же они сами начинают плакаться: а вот власть плохая, она нас не уважает, наши предложения не рассматриваются… Ребята, ну, вы определитесь! Что, коммунисты должны быть такими лохами как вы, сидеть в подполье и чтобы с вами не считались, или как? Коммунисты здесь делают достаточно логичный с политической точки зрения вывод. Правильный он или неправильный, покажет будущее. А то, то что он логичен и понятен — это вполне определенно.
Ну, и второй момент тоже критический. Коммунистов не зря критикуют за то, что партия левая только по идеологии. Классическая коммунистическая партия все-таки должна иметь опору на трудовые коллективы — это специфика Компартии, что партийная организация существует по месту работы. И я говорил на съезде с представителями других компартий, допустим, греческой, они говорят, что у них это в порядке вещей — то есть большая часть первичных организаций по месту производства. У наших коммунистов таких организаций практически нет. И очень плохо налажена работа с профсоюзами, то есть здесь коммунистам только предстоит вернуться к статусу партии, которая действительно защищает интересы рабочего класса.
В общем, Петр Николаевич говорил на съезде о том, что надо переходить от классовой обороны к классовому наступлению. Установка сама по себе правильная, потому что без наступления выиграть, условно говоря, войну, конечно же, нельзя. Но, с другой стороны, я пока не вижу условий для перехода к наступлению. Мне кажется, что не до конца в общем-то выполнена задача даже и обороны, потому что интересы трудящихся в нашей стране очень плохо защищены, и в какой-то степени в этом вина и нынешней Компартии.
Ну, и что касается перспектив. Какие реформы проходят в стране, все знают, все отдают себе отчет. И понятно, что по мере продвижения этих реформ протестные настроения в стране будут только расти. Достаточно присмотреться к четырнадцати миллионам сельского населения, которые в ходе земельной реформы, скорее всего, окажутся в крайне незавидном положении, чтобы понять, что взрывной потенциал в обществе будет огромный. И здесь уже только от коммунистов и других левых сил зависит, смогут ли они воспользоваться этой возможностью для повышения своего авторитета, или не смогут. Но вот то, что я увидел на съезде, мне показалось, что, по крайней мере, понимание этой ситуации и сыграть какую-то свою особую роль — присутствует. И более того, партия демонстрирует способность к обновлению. Но как это будет выглядеть на практике, мы еще увидим.
Оксана Ващенко: Спасибо большое. Дальше хочу передать слово Антону Финько, сотруднику Института философии Национальной академии Украины, эксперту Киевского центра политических исследований и конфликтологии "Аналитика". Знаете, Антон, все-таки, если посмотреть на более масштабные вызовы, потому что Украина же не развивается самостоятельно в своем таком мирке, насколько левое движение вообще и насколько КПУ может на эти вызовы реагировать? Насколько левые готовы осознать те проблемы, которые существуют в мировом сообществе, те проблемы, которые есть внутри Украины и насколько задачи и методы решения вот этих проблем сейчас соответствуют?
Антон Финько: Я хотел бы согласиться с мнением, что КПУ еще предстоит вернуться к роли партии, которая отстаивает интересы, я бы сказал, наемных слоев населения в целом. И успех ее проекта зависит от того, в какой степени она сможет возглавить движение социального протеста, канализировать это движение социального протеста, аккумулировать его и возглавить социальную борьбу в стране. Я хочу сказать, если посмотреть на ситуацию намного шире, посмотреть на ситуацию вообще в странах Центральной и Восточной Европы, мы можем заметить одну интересную особенность, которую заметил директор Института социологии Венгерской академии наук Пал Тамаш. Он отметил, что в тех странах Восточной и Центральной Европы, где сильны местные коммунистические партии и левое движение в целом, там слабое движение местных социал-популистов, и наоборот: там, где сильные социал-популисты, там слабые коммунистические движения.
Обратим внимание, например, на Чехию. Компартия Чехии и Моравии имеет более десяти процентов поддержки в парламенте. В Чехии мы не встречаемся с сильным движением социального популизма. Левые слабы, например, в Польше, и там мы видим феномен партии Качиньских. Очень своеобразная ситуация, при которой страну могли возглавлять параллельно два брата: один был президентом, второй — премьер-министром. И такая же специфическая ситуация сложилась и в Венгрии, где резко усилились правые популисты, там партия со специфическим названием ЕРБиК и так далее, и тому подобное. Эти процессы вызывают настороженность в странах Западной Европы, именно силы социального популизма.
В Украине, на мой взгляд, социальный популизм особенно опасен, это связано с тем, что у нас слабая государственная традиция и в этих условиях сильный социальный популизм, автоматически всегда носящий авантюрный характер, способен расколоть страну в условиях имеющегося разделения страны на запад и восток. На самом деле мы сейчас сталкиваемся с ситуацией политики раскола страны, усилившегося с 2004 года и не преодоленного до сих пор. Мне кажется, что для страны в целом было бы намного выгоднее, если бы основной политический конфликт канализировался как конфликт между левыми и правыми, между силами, отстаивающими интересы наемного труда и силами либеральной коалиции, чем это была нынешняя фактически борьба региональных элит. Фактически мы сегодня по-прежнему сталкиваемся в Украине с борьбой региональных элит, хотя и в трансформировавшемся после 2004 года варианте.
Поэтому в целом страна, на мой взгляд, заинтересована в сильном левом движении, как узде и противовесе социальному популизму. Будет сильное левое движение — будут слабые социальные популисты. Но это будет возможно только в том случае, если Компартия сможет канализировать очень сильный в стране мощный протестный социальный потенциал и в таком случае быть по-настоящему интересной для избирателя.
Есть еще один аспект, который сейчас принято игнорировать, — Компартия и левое движение в целом, несмотря на трагичность истории нашей страны и трагичность своей истории, является частью национальной политической традиции. Исторически, кстати, коммунистическое движение в Украине было сильно не столько в южных и восточных регионах, сколько его настоящим оплотом был север Украины, прежде всего Черниговщина. Именно там состоялось Учредительное собрание в 1918 году, на котором основная часть избирателей голосовала за левые партии. И именно оттуда вышли такие люди, как Виталий Примаков, Юрий Коцюбинский, Михаил Коцюбинский, как Оксана Коцюбинская, Анжелика Балабанова и так далее. Это часть нашей национальной политической традиции, это касается также как и Галичины, где именно в трудах украинского марксиста Юлиана Бачинского, а отнюдь не в трудах Михновского была впервые обоснована идея независимости Украины. Но это уже сюжеты из нашего прошлого.
А в целом повторю, что хотим мы того или нет, вне зависимости от собственных убеждений правых, левых, центристов и прочих, страна нуждается в сильном левом фланге, который мог бы оказывать давление на слишком прокапиталистическую власть.
Оксана Ващенко: Спасибо. Думаю, вы добавите: Денис Кирюхин — представитель докторанта Института философии, эксперт Киевского центра политических исследований и конфликтологии «Аналитика».
Денис Кирюхин: Да, я в целом разделяю, конечно, позицию коллег относительно того, чтобы левое движение в Украине, организованное левое движение, которое бы канализировало социальные протесты, — это актуально сегодня в Украине. И более того, оно явилось бы очень важным фактором, который бы во многом стабилизировал бы политическую ситуацию сегодня в стране. Потому что сегодня мы видим очевидный перекос, с одной стороны, правой и праворадикальной политической силы, а, с другой стороны, им противостоят либо либеральные силы, либо элементарные популисты. Которые де-факто просто эксплуатируют социальное недовольство для своих собственных политических целей, не выражая на самом деле интересов трудового класса и вообще не защищая интересов трудового народа.
Я бы хотел обратить внимание на то, что прошедший съезд, а там, насколько я слышал, часто звучали, в принципе, правильные заявления о том, что сегодня кризис капитализма наблюдается, и это действительно так. Мы это видим на примере Европы и Соединенных Штатов Америки. И тем самым, возникает как бы такая начальная преамбула, что кризис капитализма с неизбежностью приведет к власти как бы левые силы и таким образом нам остается только сидеть и ждать, расслабившись в этой ситуации. По крайней мере, такие настроения довольно часто сегодня можно встретить в левой литературе в целом. Но я хотел бы отметить, что на самом деле это большая ошибка, потому что кризис капитализма не означает смерти капитализма. Кризис капитализма будет скорее всего как-то преодолен в рамках самого же капитализма, и это отнюдь не усилит социальную защищенность мира труда. И отнюдь не обеспечит его защиту от эксплуатации со стороны капитала.
В этом отношении мне представляется чрезвычайно важным и актуальным то, что Коммунистическая партия, по крайней мере, подняла, — мы еще пока не знаем, насколько успешно это будет реализовано, — но она подняла очень важную тему на своем съезде — тему трансформации самого левого движения, какого-то его обновления. По крайней мере, с точки зрения технологичности. Мы уже видели обновленную во многом Коммунистическую партию, она стала более политтехнологичная, более яркая, более современная в этом смысле. Но трансформация требует серьезного видения вообще ситуации в современном обществе. Поскольку просто характеризовать наше общество в рамках категории классовой борьбы представляется уже несколько не совсем адекватным, поскольку очевидно, что за последние годы произошла серьезная трансформация и в сфере экономики, в сфере социальных отношений. Трансформации, ответы на которые должно найти левое движение, чтобы суметь вписаться в современную политическую картину.
В данном случае я имею в виду три серьезных глобальных трансформации. Прежде всего, это трансформация национального государства, а именно то, что сегодня в ряде случаев мы наблюдаем и в Украине начало этого процесса — государство постепенно отдает многие свои социальные функции под контроль крупных корпораций. Вот это ослабление, подрыв институтов государства, которое обеспечивает социальную защищенность, подрывает в пользу корпораций, на самом деле приводит к снижению защищенности наемного труда и к усилению социальной несправедливости в обществе. Но вот это очень мощная тенденция, которая, подчеркиваю, связана с ростом транснациональных корпораций, и их влияние в том числе и на Украину сегодня очень сильно. Это тот вызов, который, собственно говоря, требует своего ответа.
Следующая важная трансформация — это трансформация самой политической роли рабочего класса. Очевидно, что мы сегодня не видим сплоченного рабочего класса, как это было в конце девятнадцатого века — в начале двадцатого века. Очевидно, идет дезинтеграция, размывание вообще рабочего класса, и тут на самом деле очень важный момент, который мне кажется чрезвычайно актуальным для Украины сегодня, — это ослабление профсоюзного движения. На самом деле все эффективное протестное движение возможно только при условии сильных профсоюзов. Это ослабление профсоюзов, а в нашей стране тоже есть своя специфика, почему так произошло, но есть целый ряд объективных обстоятельств, связанных опять-таки с делокализацией бизнеса, с развитием малого и среднего бизнеса, в защите наемного труда в этих условиях. Ослабление профсоюзного движения создает подрыв социальной базы для левых, в данном случае для КПУ, и существенно ослабляет эффект от их политической борьбы и не дает возможности зачастую левым быть более эффективными.
И, наконец, третья трансформация — это трансформация представлений о социальной справедливости. Очевидно, что сегодня украинское общество, как показывают, к примеру, даже наши социологические исследования, ориентировано на ценности социалистические, ценности социальной справедливости. В этом смысле вот почему оно так легко поддается на популистские лозунги. Поскольку в какой-то мере в условиях кризиса, возможно, левого движения, который, будем надеяться, будет преодолен, тем более граждане оказываются падкими на абсолютно популистские лозунги, связанные с социальной защитой граждан. И вот эти элементы трансформации, которые я сейчас обозначил, это то, что, по моему мнению, сегодня оказывает наиболее существенное влияние на развитие левого движения в Украине и то, насколько успешно левые сумеют найти ответы на эти вопросы, будет во многом, на мой взгляд, зависеть и перспектива левых в Украине сегодня.
В качестве последней ремарки я бы отметил то важное обстоятельство, что действительно в условиях дезинтеграции рабочего класса, трудового, и в условиях кризиса государственности в плане социальной защиты, очень актуализированными и востребованными оказываются механизмы социальной интеграции на основе этнокультурных факторов. И это та востребованность, которая приводит к росту популярности, росту влияния правых политических сил способствует вот этому перекосу социального поля, что мы, собственно говоря, сегодня и наблюдаем в Украине. Я бы подчеркнул важность того, чтобы действительно этот политический спектр был уравновешен, что придало бы де-факто стабильность состоянию политического поля в нашей стране. В противном случае возможен рост социальной напряженности в Украине.
Оксана Ващенко: Спасибо. Валентин Якушик, доктор политических наук, профессор кафедры политологии Национального университета Киево-Могилянская академия.
Валентин Якушик: У нас идет интересная дискуссия, в которой объединяются и общетеоретические, и практические моменты. Я бы добавил несколько своих схематических представлений о нынешней ситуации. Во-первых, о двух линия размежевания в современном постсоветском обществе после идейной, моральной и духовной катастрофы, которая в нем произошла в девяностые годы. Первая линия, ее можно четко называть классовая, но в условиях деклассирования общества, когда все меньше и меньше высокоорганизованных и высокосознательных представителей рабочего класса. И когда вот эти межклассовые противоречия очень часто проявляются, скорее, не на организационном, а на базовом. На уровне базовых психологических реакций и ожиданий общества.
Вторая линия размежевания — это цивилизационная: между постсоветскими консерваторами, цивилизационными консерваторами разных вариантов, и, с другой стороны, фундаменталистами-глобалистами и трайболистами. При этом вот это же размежевание и эти линии взаимных столкновений происходят в условиях гегемонии крупного капитала, который, в свою очередь, расколот на национальный капитал и капитал, признающий полную гегемонию, вписывающийся в патерналистические схемы глобалистов. В Украине реальной оппозицией и потенциальной оппозицией пока что часто выглядят левые силы, с другой стороны, этнонационалисты. Демократические националисты сдают позиции — усиливаются радикальные этнонационалисты. При этом что касается левых сил, они в свою очередь способны, ну, часть их, способны эволюционировать в сторону демократического этнонационализма и тоже придают специфическую потенциальную напряженность среди левых сил, привносит туда свои линии раскола.
Все это, опять же, в условиях, когда левые силы и этнонационалисты сейчас достаточно разобщены, в дисперсном состоянии находятся. Вот несколько таких схем.
И к этому — видение перспектив, видение тенденций. Я стою на позициях цивилизационного союза. Не классовой борьбы, хотя сейчас ее невозможно избежать, она продолжается между мелкой буржуазией, с одной стороны, и крупной буржуазией, потенциально рабочий класс может тоже организоваться, при этом с довольно трагическими последствиями при некоторых вариантах развития. Мне кажется, в нынешней ситуации цивилизационный союз между значительной частью левых сил и между значительной частью национального капитала возможен и целесообразен. И в этом плане меня радует то, что Коммунистическая партия не решилась на то, к чему ее подталкивали ее противники и противники нынешней власти, нынешнего режима. Так вот, союз между левыми и дальновидными, и способными к самоорганизации, и способными к сотрудничеству с другими силами представителями крупного капитала, мне представляется перспективным. При этом левые силы могли бы играть своеобразную роль опоры реформаторского режима, действующего в условиях плюрализма и поддерживающего на перспективу эти плюралистические форматы взаимодействия между разными силами.
Что касается роли Коммунистической партии, раз мы обсуждаем и результаты съезда Коммунистической партии, то у нее есть два варианта поведения. Первый такой, как мы наблюдали в 1999 году, а иногда и позже, и который меня часто приводил в уныние, это претензия на гегемонию и монополию, в первую очередь, фиксирующуюся в организационных ожиданиях.
И второе, это ориентация на федеративный союз левых сил и тех сил, которые готовы действовать сообща с левыми, при котором никто не претендует на организационную гегемонию, а своими делами доказывает свои возможности и свое широкое видение. И вот этот союз федеративный, децентрализованный с ориентацией на сотрудничество с теми слоями крупной и средней буржуазии, которые сейчас могут решать национальные демократические задачи возрождения нашего постсоветского общества, которое будет ориентироваться и на надежные связи с Европой, с Северной Америкой, и с той частью нашей цивилизации, которая лежит на север и на восток от нас, при этом ведя себя принципиально, неся ответственность не только за наше общество, общество Украины, но и за более широкие просторы: евразийские и европейские. На этом я останавливаюсь.
Оксана Ващенко: Спасибо. К нам присоединился Дмитрий Джангиров, наш коллега-журналист. Маленькая предыстория. Мы тут обсуждаем перспективы левого движения. Скажите, чего можно ожидать от избирательной кампании 2012 года? И насколько левые идеи могут быть перспективны в 2012 году? Потому что, если посмотреть на предыдущие избирательные кампании, то в принципе все левые тезисы, все левые лозунги использовались и социал-демократическими партиями, национал-демократическими. В принципе это позиции, с которыми идут к людям все. Что может измениться в 2012-м?
Дмитрий Джангиров: Думаю, ничего не изменится и в 2012 году — все будут идти с социальными лозунгами и никто их не будет особо реализовывать. Нельзя не идти на выборы с социальными лозунгами в стране, где нет среднего класса. Это только сидя в тюрьме можно рассуждать о среднем классе, как это делает Юрий Луценко. В Украине нет среднего класса, есть богатые, есть инфраструктура богатых, которых иногда ошибочно считают средним классом. И есть различной степени по организации наемные работники. Или самодеятельное население, как лоточник самодеятельный или так сказать крестьянин, который что-то на своем участке производит и продает. Лозунги будут все равно, у нас как в экономической политике — в принципе на уровне лозунгов нет левых и правых — все левые. На уровне экономической политики все правыми становятся. И для левых очень важно себе ответить на самый главный вопрос: мы туда идем, чтобы представлять наших избирателей, либо чтобы там быть, либо чтобы попасть во власть?
Мне кажется, что сегодня для левых это, как говорят в Одессе, две большие разницы, потому что даже здесь я в рамках этого короткого пребывания услышал о союзе левых с представителями дальновидного национального капитала. Безусловно, представители дальновидного национального капитала должны заручаться поддержкой левых. И недальновидные левые будут такую поддержку им оказывать, а потом задавать вопрос: почему же все опять идут под социальными лозунгами? Вот мы же самые честные, но за нас почему-то не хотят голосовать, а голосуют, допустим, на востоке Украины за Партию регионов. Ну, потому что как социальная, с точки зрения, не просто социальных лозунгов, а реальной социальной отдачи Партия регионов вроде бы как даже более выгодная альтернатива, чем зачастую какая-то другая левая партия.
Для чего левые присутствуют во власти, скажите мне? Чтобы проводить какие реформы — приватизацию земли? Для продолжения приватизации крупных объектов экономики, которых не так много осталось? Давайте, может быть, вернемся к каким-то истокам и тогда будет проще левым понять свою позицию, если в условиях того экономического выбора, который сейчас существует, мы живем в стране капитализма. Насколько он либерален, вопрос. Либерально-социального капитализма, какая разница, рыночных отношений. А главное противоречие: прибыль одних и зарплата других. За счет чего прибыль? За счет зарплаты. За счет чего можно выше делать зарплату? За счет сокращения прибыли. В чем тут компромисс? Левые должны национальному капиталу что — помогать уменьшать заработную плату и другие социальные выплаты ради прибыли? Или партии, которые представляют крупный капитал, должны отказываться от части своей прибыли?
Ну, послушайте, за сто пятьдесят лет или за двести лет ничего не изменилось. Расскажите, что поменялось во взаимоотношениях владельца капитала (мелкого, среднего, крупного капиталиста) и наемного работника? Наемному работнику дали пакет акций? Ну, он ничего не стоит, мы представляем что такое биржа — это так. Появились либеральные теории о том, что если свои акции вложить на бирже, то они вырастут? Ну, была книга «Доу 36 000» ("Dow 36 000"), была такая работа, в которой доказывали, что рынок растет, вложите туда все деньги и у вас станет больше денег. И накрылся в первую очередь вот этот мелкий люмпен-инвесториат, который не владеет инсайдерской информацией, более того, когда он приходит, это сигнал для крупного капитала, что нужно уходить с рынка. Когда домработницы идут в брокеры квартирные, крупные игроки рынка продают своей бизнес и уходят, понятно — это уже конец рынка наступает, это накануне кризиса события происходят.
Может быть, я несколько сумбурно высказываюсь, потому что позже пришел и то выступление, которое я слышал, касается, как мне представляется, противоестественных форм сотрудничества. Я не могу понять сути. Модернизация экономики? Да, модернизация экономики — ради чего? Ради крупного капитала либо ради наемного работника? Партии крупного капитала? Вообще партии правые экономические, о чем говорят? Хорошо будет бизнесу — хорошо будет всем. Партии левые говорят: хорошо будет наемным работникам — хорошо будет всем. Возможен ли тут компромисс? Нет, невозможен. Всем одинаково хорошо быть не может. Если зарплаты будут в наемном секторе расти быстрее, чем прибыли — это крах, это как системы существующие одновременно.
И в этом плане, мне кажется, что нашим левым вообще надо понять, что произошло на арабском Востоке. Какого-то отношения к демократическим процессам… Я вам умоляю, половина лозунгов на площади Тахрир касалась Израиля и видного представителя сионизма Мубарака. Он не знал, правда, этого, но когда его снесли, ему это сейчас объясняют.
Это был крах периферийного капитализма, который во многом и у нас тоже присутствует и это было самое яркое проявление вот этих забытых и от которых все уже давно пытаются отмахнуться, абсолютного и относительного обнищания. С относительным вроде бы понятно. А какое же абсолютное происходит обнищание? Дело в том, что потребление, уровень потребления, уровень качества жизни в обществе задает верхний класс, богатые. Они могут себе позволить что в Соединенных Штатах, что в Европе, что в Японии, что в Украине, Египте или Тунисе примерно одинаковые блага, примерно одинаковый образ жизни. К ним подтягивается где-то средний класс, на них ориентируется, где-то вот эта инфраструктура богатых, то же самое, только немножко подешевле, немножко похуже, но тем не менее они копируют, потому что предложения рождают спрос. И дальше подтягивается и масса населения.
И понимаете, так как у нас посмотреть по машинам, то это Нью-Йорк, наверное, по уровню машин. Во всяком случае, Израиль представляется таким нищим государством, наверное, где живут бездельники, потому что там какие-то подержанные «Опели» у владельцев гостиниц, например, или ресторанов, у людей небедных. Или в Великобритании. А парламент там, пришлось в прошлом году видеть, то стоянки машин, знаете, наверное, у нас у Ялтинского горсовета или у горсовета Партенита получше машины стоят. Но это же затраченные деньги, это кредитные были деньги. То есть огромное количество денег потрачено на потребление — кредитных, заемных денег.
Что это дало экономике? Бум закончился — кредиты надо отдавать. А разрыв остался. Разрыв в рамках поколения даже одного. Ну и что, что арабы теперь все ходят с мобильными телефонами? Им кажется, что они стали еще более нищими. Это неправда, конечно, они стали лучше жить, чем их предки бидуины. И нас городской житель, переселившийся в город, живет зачастую не хуже, чем его родители, но ощущение вот этого предложения и того, что требует современная жизнь — нужен компьютер, нужен принтер, в общем-то нужна машина, нужна определенная инфраструктура современного человека. Люди тянутся за этой инфраструктурой, потому что они хотят соответствовать, потому что понятие современного человека, еще раз говорю, задает высший класс и инфраструктура высшего класса: адвокаты, врачи, верхняя прослойка журналистов. А нет возможности это реализовать и разрыв вот этот порождает и относительное, и абсолютное обнищание.
Кстати, что касается общества потребления. Ведь и в Соединенных Штатах, и в Великобритании в отдельные годы этот показатель сбережений был отрицательным, то есть в некоторые годы сумма общества до минус трех доходила: общество тратило больше, чем приобретало. Понятно, это кредиты, это от предыдущих периодов.
То же происходило и у нас. В нашей стране сформировалось определенное такое общество потребления, которое, конечно, правильно говорила Маргарет Тэтчер, что «Марк и Спенсер» могут победить Маркса и Энгельса на каком-то периоде, а дальше приходит старик Мальтус и говорит: «Ребята, на всех всего не хватит. Вот сейчас часы на бирже пробьют двенадцать, и вы снова превратитесь в то, где были…» И вот эти периоды длинного такого болезненного подъема, на пике которого этот несчастный люмпен-работник чувствует себя, что вот он тоже двигается вперед, сменяется вот таким отрезвлением и обнищанием.
Сейчас эпоха, которая называется термином «нищета работающих». Люди, работая полностью всей семьей, не могут обеспечить элементарного своего воспроизводства, воспроизводства своей рабочей силы, не говоря уже как у Маркса, воспроизводство еще детей рожать. При Марксе воспроизводство было 4,5 детей для поддержания. А сейчас обычная семья, сколько себе может позволить детей? Одного ребенка. Происходит к тому же и демографическая фактически катастрофа.
Оксана Ващенко: Дмитрий, давайте послушаем вопросы журналистов, и будет еще возможность ответить. Пожалуйста, ваши вопросы.
Оксана Куприенко, «ГолосUA»: У меня вопрос к Антону Финько. Как вы считаете, насколько сейчас готово население поддержать и принять обновленную левую идею, левую силу?
Антон Финько: Ситуация у нас с этой точки зрения сложилась несколько парадоксально, потому что, если мы изучим социальные установки нашего общества, например, отношение к проблеме равенства, то окажется, что это общество так называемого эгалитарного типа. То есть, общества, ориентированного на равенство, на левую идею. Если же мы посмотрим на политические результаты, то здесь заметен разрыв.
Разрыв этот начал нарастать с того момента, когда в 1990-е годы в Украине было подавлено фактически, кстати, во многом нынешними власть предержащими, организованное движение социального протеста. Мы помним, как были приостановлены забастовки в той же Донецкой области и даже помним кем. И с этого момента начал нарастать вот этот разрыв между электоральными данными и действительными социальными настроениями людей, которые, будучи левыми по своим социальным установкам, вместо того, чтобы голосовать за левых, голосуют за социальных популистов, о чем я говорил. И востребованность левых движений и левых идеологий зависит от того, в какой степени они смогут вновь оказаться причастными к движению социального протеста, социальной борьбы и в такой степени, при которой их лидеры будут ассоциироваться с двумя понятиями: борьба и справедливость.
Вот в любом обществе есть ресурс справедливости. В разных странах он эксплуатируется различными политическими силами. Если мы поедем в Турцию и спросим у местных избирателей, что такое справедливость, они скажут, что это Партия справедливости и развития и премьер-министр Эрдоган. Если мы спросим в Украине, то я подозреваю, что многие избиратели скажут, что справедливость, это Юлия Владимировна Тимошенко. И об этом, кстати, говорили и социальные исследования наших коллег, в том числе проведенные господином Кирюхиным. Вот успех левых зависит оттого, в какой степени их лидеры, когда мы будем проводить опросы, ученые, будут отвечать, что справедливость — это левые.
Оксана Ващенко: А что делать с апатией людей, с точки зрения социальных бунтов, взрывов и так далее, и тому подобное?
Антон Финько: У нас очень сложная с этим ситуация. С одной стороны, у нас действительно высокий потенциал, об этом и данные социологических исследований свидетельствуют — в стране высокий потенциал социального напряжения. Постольку, поскольку он не получает канализации в виде движения социального протеста наемных работников, забастовок, как в Греции, манифестаций и так далее, то соответственно социальные популисты этим и пользуются. Пользуются тем, с одной стороны, возникла вот эта двойственная ситуация. С одной стороны — есть колоссальное напряжение в обществе, с другой стороны — оно не находит выхода и люди в апатии, в социальной апатии. И этой ситуацией пользуются социальные популисты, у которых на самом деле может быть только один пункт в программе — это провести реприватизацию.
Вспомните, как в 2005-2006 годах предлагалось решать проблему социальной справедливости — предлагалось отнять старые советские активы, которые были распределены олигархическим путем, заново их реприватизировать в рамках, якобы, новой справедливой приватизации и таким образом решить проблему социальной справедливости. Вот это ответ — ответ общества, в котором, с одной стороны, высокий уровень социального напряжения, с другой стороны — вот эта вот апатия. Ответ этого общества — социальный популизм.
Дмитрий Джангиров: А ресурс ксенофобии тут какой?
Антон Финько: Тут может играть и ресурс… Да, тут, может быть, например, в нынешних условиях партия «Свобода» в Галичине играет роль такой правой социально-популистской силы. Апатия эта преодолевается в случае, если левая политическая партия является политическим прикрытием движения организованного социального протеста. Условно говоря, такая ситуация, как в Греции, хотя это не значит, что я защищаю экономическую политику, которая проводилась в последнее время в Греции и привела к кризису.
То есть имеется запрос на левых, потому что ка