Материалы пресс-конференции на тему: "Приватизация украинских генерирующих компаний: удачным ли получится старт?". Участники пресс-конференции: Иван Плачков — экс-министр топлива и энергетики Украины; Михаил Чечетов — народный депутат, представитель фракции Партии регионов, бывший председатель Фонда госимущества; Глеб Простаков — заместитель директора аналитического центра «Экспертный совет».
Модератор — директор информационного агентства «ГолосUA» Оксана Ващенко.
Оксана Ващенко: Вітаю всіх в інформаційній агенції «ГолосUA». Сьогодні «Вголос про головне» ми поговоримо про українську приватизацію і загалом про приватизацію об»єктів енергетики.
Як відомо, 25 листопада Фонд держмайна проведе конкурс із приватизації державних пакетів «Київенерго» та «Західенерго», вже оголошені умови для тих компаній, які мають бажання придбати ці пакети акцій. Наскільки можна говорити, що Фонд державного майна підготувався, що та ціна, яка вже відома, є ринковою і ми не дешево продамо ці підприємства. І загалом, як стартуємо — успішно, чи ні? Іван Плачков, вам слово.
Іван Плачков: Во всем мире естественные монополии: электро-, тепло-, водо-, газоснабжения, водоотведения и канализации, во всем мире — или государственные, как во Франции, или коммунально-государственные, как в странах Западной Европы, или они частные, как, например, в Соединенных Штатах Америки. Но это публичные компании, которые принадлежат сотням тысяч акционеров в Соединенных Штатах и управляются де-факто государством в лице национальной комиссии по регулированию, комиссии по ценным бумагам и антимонопольного комитета и налоговой администрации. Так во всем мире.
У нас же и в некоторых странах, например Молдове, ноу-хау украинское, которое мы придумали и его реализовываем. Хорошо это или плохо, можно об этом еще поговорить, — когда естественные монополии продаются в частные руки, где владельцем и контролирующим органом является один гражданин нашей страны или гражданин другой страны, который полностью управляет ими. И жизнеобеспечение населения страны зависит от умения, сознательности, профессионализма, ответственности во многом одного или двух человек.
Что касается этого этапа и этих двух компаний «Киевэнерго» и «Захидэнерго». Это уникальные компании в энергетическом секторе Украины. «Захидэнерго» сегодня продает электроэнергию в страны Европы, и, вы знаете, там часть электростанций работает на так называемом Бурштиновом острове, где эти сети подключены к сетям европейским. Над этим проектом государство работало лет пять, наверное, было вложено очень много средств, и ее уникальность в том, что остальные компании не могут продавать электроэнергию в Европу, а может только «Захидэнерго».
Об уникальности «Киевэнерго», думаю, много говорить не нужно, — это столица, это объекты особой государственной важности, это компания, которая сегодня единственная в Украине объединяет вертикально-интегрированные производства электрической и тепловой энергии, транспортировку и сбыт.
Продавать или не продавать? Сегодня мы знаем о том, что де-факто вся энергетика управляется компаниями: и «Киевэнерго», мы знаем, кем сегодня управляется, и «Захидэнерго», и все остальные облгазы. Теперь, делать ли реприватизацию, национализацию или что-то менять или допродавать? Я считаю, что нужно допродавать, для того, чтобы де-факто превратить в де-юре, другого пути нет.
Следующий момент — цена. Трудно оценить стоимость «Захидэнерго» с учетом той особенности, что это компания, которая имеет возможность передавать электроэнергию в Западную Европу своими сетями, своими станциями. И еще труднее оценить «Киевэнерго» с учетом стоимости перспектив монопольного бизнеса в самом обеспеченном городе Украине и с учетом монополизма не только на электроэнергию, но и на тепловую энергию. И с учетом нынешнего политического фактора. Вы знаете, что энергетические компании кроме экономики — монопольных прибылей, которые зарабатываются, это еще и инструмент политического влияния.
Я просто назову одну цифру. В девяностых годах «Электросити де Франс» при первой волне приватизации оценивало «Киевэнерго» по возможности покупки ее акций и основные фонды электрической части где-то в миллиард или полтора миллиарда долларов США. Если сравнить с той ценой, которая сегодня предлагается, то нынешняя цена намного меньше. Может быть, «Электросити де Франс» и ошиблась. Но тут следующий момент, учитывая то, что продажа неизбежна и надо продавать, и, может быть, у оценщиков есть какие-то аргументы, такие объективные, что нужно продавать за 490 миллионов (минимальная цена). Пусть это будет за миллиард гривен, но это все равно не миллиард долларов, по оценке «Электросити де Франс».
Мы говорим об условиях продажи. И после знакомства с теми условиями и требованиями Фонда госимущества, которые я посмотрел, эти условия в основном стандартные, которые были при всем процессе приватизации. Но я ответственно могу заявить, что ни одна компания после покупки энергетических компаний не выполнила тех условий, которые фондом предъявлялись и подписывались перед этим по целому ряду объективных и субъективных причин. Мы не видим ни реконструкции за двенадцать лет, ни модернизации, ни снижения тарифов и так далее. И украинская энергетика просто технически и технологически катится под откос — становится не на том уровне, на котором она была в начале девяностых годов, когда энергетический сектор Украины был одним из самых сильных, самых мощных в Европе, и его можно было сравнить только с системой энергоснабжения во Франции.
Поэтому, на мой взгляд, условия, которые выставлены для приватизации, абсолютно не предъявляют никаких серьезных требований, никаких обязательств, потому что в них записано все общими фразами и нет конкретизации.
Второе. Социальную программу нужно включить. Если здесь записано: развивать социальный пакет, то по «Киевэнерго» на 2005 год был один из лучших социальных пакетов для работников среди предприятий Украины, это я ответственно могу заявить. Он сейчас разрушен. Значит, нужно обязать восстановить даже тот уровень социальной обеспеченности, который был на 2005 год, который создавался на протяжении 8-10 лет при гораздо худших финансовых условиях.
И нужно обеспечить контроль, как со стороны громады города, жителей города над деятельностью этой компании. Чтобы покупатель взял на себя обязательства прозрачные тарифы обнародовать, чтобы мы знали, куда идут эти миллиарды — три, четыре, пять на дотации разницы в тарифах. Чтобы жители города, жизнь которых зависит каждую секунду от деятельности естественных монополий, могли знать всю информацию экономическую, тарифную как в тех же Соединенных Штатах и имели рычаг и механизмы контроля и координации действий этой естественной монополии.
Сегодня кроме тарифов, и мы об этом не говорим, что подключиться к сетям какой-то энергетической компании составляет самую большую сложность и стоит огромных денег. Очень большие требования и даже у самого прогрессивного «Киевоблэнерго», которое должно было бы работать по американским стандартам, там самая плохая ситуация, и мы знаем, что творится в Киевской области с возможностью доступа к сетям, с подключением, условиям и так далее.
Оксана Ващенко: Пане Іване, якщо так погано з виконанням інвестзобов’язань, коли були ще пакети акцій обленерго куплені раніше, коли фактично лише починалася приватизація обленерго, чому зараз не відбувається ретельної перевірки? В принципі, можна було здійснити реприватизацію, якщо є поганий власник, то він має повернути ці пакети акцій у державу?
Іван Плачков: Нет, о реприватизации не может быть и речи. Проверки проводились, но они всегда заканчивались ничем, в том числе и по «Киевоблэнерго». Еще в девяностых годах Валерий Пустовойтенко хотел проверять «Луганскоблэнерго», но находилось очень много причин по обходу этих требований, потом политическая составляющая, выборы — не до этого, и так далее. И ситуация продолжается. Потому что это очень дорогие, очень перспективные активы сегодня — энергетика, которые дают возможность сегодня достаточно быстро и долго зарабатывать деньги.
Почему в Соединенных Штатах везде национальная комиссия контролирует деятельность компаний и не разрешает зарабатывать больше одного-двух процентов, как по депозитным вкладам в банках? Потому что активы принадлежат пенсионным фондам и они как бы «железобетонные» и касаются деятельности каждого гражданина. И государство не разрешает зарабатывать на естественной монополии, принадлежащей всем гражданам. И ни о каких инвестициях не может идти речь. Если американская компания хочет построить атомную станцию или сети, она не закладывает ее стоимость в тарифы — это запрещено категорически. Выпускаются ценные бумаги, которые продаются и на них строятся активы. А за счет граждан увеличивать активы частной компании — запрещено! То же самое и во Франции.
Но для этого необходимо усилить роль Национальной комиссии по регулированию электроэнергетики, которая имеет абсолютно все права и все возможности. Но ее роль была нивелирована, они были отстранены от этого, потому что все переподчинили Кабинету министров и сегодня уже первые шаги этого есть. Сегодня руководитель этой Национальной комиссии назначается и будет сниматься Президентом. И сегодня только первый руководитель заинтересован в правильности работы естественных монополий. Кабмин по сути своей хочет поднимать тарифы и хочет через энергетический сектор решать целый ряд своих вопросов. И только первый руководитель государства может определять этот баланс.
Что я бы сделал? Допродать надо, но Национальная комиссия должна быть выделена в непосредственный орган и подчиняться только первому руководителю, потому что он в этом заинтересован и дается команда: никаких политических конъюнктур, никаких олигархических групп и так далее. Вот вы должны стоять на защите населения, для того чтобы обеспечить экономически обоснованные тарифы, которые прозрачно определяются, обнародуются, мы их все видим и тогда мы понимаем, что к чему.
Я всегда задавал вопрос и всем руководителям Фонда госимущества: скажите мне, пожалуйста, почему в Америке даже самая маленькая компания не принадлежит какому-то богатому американцу или японцу и так далее? Даже если Рональд Трамп захочет купить самую маленькую энергетическую компанию за баснословные деньги, государство не разрешит. И он не сможет этого сделать, потому что государство не может позволить, чтобы эти люди, которые живут в зоне действия этой компании, зависели от настроения того человека, который сегодня так проснулся, завтра по-другому проснулся и всегда он будет хотеть получить сверхприбыль. Так устроен человек, он будет выжимать все и будет вкладывать только тогда, если государство его заставит.
И следующий вопрос. Мы должны знать, что инвестиции в энергетику — это самые долгосрочные инвестиции, потому что срок окупаемости там не меньше 15-20 лет, и никогда частное лицо или бизнесмен не будет вкладывать и ждать 15 лет он всегда найдет бизнес, где гораздо короче этот срок, чтобы быстрее заработать деньги. А покупают эти ценные бумаги как вместо вкладов под проценты в банк. Потому что банк может «лопнуть», а подстанция будет работать еще очень долго.
Оксана Ващенко: Михайла Чечетова залучаємо до нашої розмови. Пане Михайле, існують ризики, доволі серйозні ризики. На вашу, чи зможе держава впливати на приватного монополіста після продажу, передусім у формуванні тарифної політики?
Михайло Чечетов: Если коротко, то сможет. Вы знаете, я абсолютно с большинством тезисов Ивана Васильевича согласен. И хочу оттолкнуться от одной мысли, когда он сказал, что самая мощная энергетика, самый мощный энергетический комплекс. Я добавлю, не только энергетический комплекс, а весь промышленный комплекс был, когда Украина была в составе Советского Союза. Вот тогда это был самый мощный энергетический и промышленный комплекс. Почему? Потому что тогда государство вкладывало, обновлялись фонды, производственные фонды, новые технологии и так далее. К сожалению, мы упустили довольно длительный период времени, когда должных инвестиций в обновление производственных фондов и в промышленности, и в энергетический комплекс не поступало. И мы очень сильно отстали. Все смотрят на государство, а у государства карман маленький, и денег, чтобы обновить морально и физические устаревшие фонды в промышленности, и, в частности в энергетике, нет. Значит, надо, наверное, смотреть в карман инвестора, чтобы пришел инвестор.
Действительно, Иван Васильевич прав, во Франции — государственная энергетика, в Америке — частная. А мы свое колесо сделали: одной ногой стоим в частной энергетике, другой — в государственной. Возникает вопрос: куда идти? Вперед в рынок — в частную, или назад — в государственную? В принципе, по большому счету можно было и туда, и туда. В принципе. Но при одном условии, если бы мы пошли в государственную, будучи уверенными, что у государства столько денег, что оно, во-первых, выплатит частникам компенсацию, во-вторых, вложит в те государственные предприятия столько денег, что они поднимутся, обновятся, модернизируются технологически и выйдут на уровень мировых стандартов по производству энергетики. Но это иллюзии, такого быть не может — денег у государства нет, поэтому мы идем только вперед. И здесь абсолютно правильно, мы идем в эту сторону, для того чтобы выставить на продажу, и за счет привлечения частных инвестиций поднять в целом энергетику.
Теперь дальше. Еще один интересный тезис. Я так на пальцах вам показываю. Продаем энергетику… Кстати, продавать же будем не облэнерго, мы же генерации будем продавать. Раньше продавали провода, то, через что передаем, а сейчас то, что производит. Производственные мощности продаем. Так вот смотрите, что сейчас получается. Вроде бы, продавая пакет акций электростанции, это та же продажа, как в магазине, куда я прихожу и покупаю чашку или стакан, или ручку. Одинаковая продажа? Нет. Вот смотрите, в чем здесь разница. Если я пришел в магазин покупать, и купил, условно говоря, стакан, вынес из магазина и разбил его. Прибегаю сразу следующий покупать. Они аж аплодируют и радуются — бей и покупай, бей и покупай. Перебей всю посуду, но покупай — и бей посуду, покупай — и бей посуду. В магазине радуются этому, их не волнует, что я сделаю потом с этой посудой: с чашкой или со стаканом, лишь бы купил, лишь бы заплатил.
А здесь ситуация немножко другая. Когда покупается облэнерго, это тоже товар, инвестор платит за товар, но ему говорят, что ты купишь этот товар при одном условии, что заплатив за него государству деньги, вступив в права собственности, ты еще будешь обязан вложить со своего же кармана деньги в обновление, в модернизацию основных фондов, производственных мощностей, технологий и так далее на этом предприятии. Это раз. Ты должен, условно говоря, погасить зарплату, и зарплату повышать по определенной шкале — это два. Ты не имеешь права увольнять рабочих — это три. Ты обязан поддерживать в соответствующем состоянии социальную сферу — это четыре.
И инвестор здесь берет эту собственность, платит за пакет акций государству, вступает в права собственности на предприятие, но в договоре купли-продажи он подписывает еще обязательства в части инвестирования в предприятие. И вот здесь то же самое, есть как бы два пакета, в которых он обязуется, там установлены определенные даты, когда и сколько денег он должен вложить в модернизацию, обновление и так далее — это одни деньги и Фонд должен контролировать. А второй пакет — он берет на себя обязательства, в частности, куда входит социальный пакет. А это: ликвидировать задолженность по зарплате, повышать заработную плату, поддерживать определенную социальную сферу, не увольнять рабочих, а если увольнять, то в определенных процентах и то, при участии профсоюзов. И эти обязательства берет на себя. И тогда он вступил в права собственности, стал собственником, но государство контролирует, как он выполняет взятые на себя обязательства на предприятии, хотя он с государством рассчитался за пакет акций.
В Фонде есть соответствующий департамент по контролю над выполнением инвестобязательств, который должен и обязан контролировать выполнение этих обязательств. Он контролирует по стратегическим предприятиям раз в квартал или раз в полгода, по таким объектам — раз в год. И если какой-либо инвестор не вкладывает деньги, именно не выполняет инвестобязательства, Фонд госимущества вправе подать в суд (и это не национализация и не реприватизация) и разорвать договор. Возвратить компанию в госсобственность, чтобы опять продать эффективному собственнику.
Я хочу сказать, что в целом где-то около трехсот объектов возвращено Фондом назад в госсобственность и потом часть перепродана, там, где инвестор обязательства не выполняет.
Оксана Ващенко: Пане Михайле, у продовження. Ви можете порівняти зараз умови продажу, які були під час першого етапу приватизації обленерго, і от зараз — вони різняться чи ні?
Михайло Чечетов: Во-первых, в любом случае можно сказать, что было два пакета: пакет инвестиционных обязательств (можно его фаршировать по-разному, а конкретнее — это деньги, которые вкладываются в обновление, модернизацию и так далее) и социальный пакет. Это обязательства в отношении долгов по зарплате и так далее.
Оксана Ващенко: Тобто коли перший раз продавали обленерго, все це було так само, як зараз, так і тоді?
Михайло Чечетов: Насыщение, может быть, другое. Я не помню.
Иван Плачков: Сейчас требований меньше значительно, чем в первый период.
Михайло Чечетов: Да, по насыщению, в принципе, требуется и то, и другое. Есть оба пакеты, а насыщать их можно по-разному. И последнее, что я хочу сказать. Что все-таки целью приватизации таких стратегических объектов не является получение денег, это не главная цель. Целью приватизации, тем более стратегических объектов, в том числе энергетики, все-таки является обеспечение стратегической перспективы развития этих предприятий, которая связывается с приходом инвестора, способного внедрить и эффективный менеджмент и более квалифицированных специалистов подтянуть под более высокие зарплаты, и вложить инвестиционные деньги в модернизацию.
Ну, и естественно, решая эту задачу, кроме того вопрос цены тоже стоит. Поскольку продавая предприятие на открытых конкурсах в рамках конкуренции, есть надежда, конечно, получить и деньги в бюджет, но не это главное. Поэтому, на мой взгляд, на сегодняшний день абсолютно правильное решение принято, что двигаться нужно вперед, а не назад: допродать объекты энергетики.
Только речь не идет о гидроэлектростанциях, чтобы вы правильно понимали. За скобками остаются атомные электростанции, гидроэлектростанции, это мы не трогаем. Пока речь идет о тепловых генерациях и облэнерго.
Оксана Ващенко: Поки що дякую. Слово Глібу Простакову. Пане Глібе, які зараз очікування в експертному середовищі, зважаючи на все зараз сказане людьми, які працювали в цій сфері безпосередньо? І стратегічно, чи можна говорити про те, що енергетика, українська енергетика отримає друге дихання після приватизації?
Гліб Простаков: Первый момент: все-таки давайте не путать облэнерго и генерацию. Сейчас на приватизационном горизонте маячит все-таки два ключевых объекта, это: «Киевэнерго» и «Западэнерго» и именно о них стоит вести речь. А второе, по поводу — не продавать все подряд, что звучало у двух предыдущих спикеров. На самом деле, если государство не хочет продавать объекты определенным структурам, а хочет продавать какой-то определенной структуре, у государства всегда есть право, полномочия и возможность заключить двусторонний договор купли-продажи и никто не мешает. А приватизационный процесс — это экстраординарный процесс для экономики, он не вечный, он должен быть законченным. И в этом смысле объявление конкурса по «Киевэнерго» и «Западэнерго» — это сигнал к тому, что все-таки финальный этап приватизации стартовал и должен быть завершен. Этот этап приватизации как таковой уже давно должен быть завершен.
А по поводу того, что прозвучало из уст Михаила Чечетова, чтобы не «бить стаканы». Я не думаю, что какой-то инвестор заинтересован «разбить стакан» стоимостью два миллиарда гривен. Делать он этого априори не будет. Что здесь важно отметить? Что приватизация генерации, это: а) — хорошо, но б) — плохо то, что она проходит в условиях не реформированного рынка. Это ставит существенные ограничения на количестве и качестве участников, которые могли бы принять участие в приватизационном конкурсе. Потому что западные энергетические компании не привыкли работать в условиях единого пула, они не привыкли работать в условиях перекрестного субсидирования и заниженных тарифов для населения. Очень долго говорилось о том, что приватизация генерации и реформа энергорынка — это процессы параллельные.
Мы, к сожалению, уже опоздали с реформой как таковой, но хотя бы, чтобы эти процессы были параллельными. На сегодняшний день это, к сожалению, не так. Потому что буквально недавно стало известно о том, что Украина взяла обязательства в рамках сотрудничества с энергетическим сообществом до 2015 года, а это еще как минимум три с половиной года, привести в порядок сегменты газа и электроэнергии. То есть сейчас инвестор, который будет заходить в генерацию, заходит под обещания государства начать реформы энергетического рынка. А в случае с «Киевэнерго», там вообще смешно, потому что, как известно, теплосети не находятся на балансе «Киевэнерго», а принадлежат коммунальной общине.
Совершенно правильно отметил Михаил Чечетов, что целью продажи не является получение денег в бюджет. Да, на самом деле в нынешних условиях — условиях убыточной или малоприбыльной работы объектов генерации, эти компании можно было бы продать и за одну гривню при условии каких-то существенных вложений в эти структуры.
Коротко по поводу инвестиционных условий. Вот, с одной стороны, господин Плачков отметил, что очень много общих формулировок в приватизационных условиях. А, с другой стороны, и эти условия не выполняются, как показывает практика. Так, наверное, вот эти стандартные или нормальные условия приватизационных конкурсов не работают, и от них уже нужно отходить.
Пройдусь по трем моментам. Первое, четкие параметры по модернизации, по мощности и так далее. То, что установлено в приватизационных конкурсах. Зачем частного инвестора заставлять модернизировать актив, который он купил? Это говорит только об одном — рынок неконкурентный. У частного инвестора должны быть и так стимулы вкладывать в объект, на который он так сильно потратился, деньги и модернизировать его.
Второе. Серьезные социальные условия, социальный пакет. То, о чем мы говорим. Прозвучали очень правильные мысли, что «социалка» это важно, отдых рабочих — это важно, тринадцатая зарплата — это важно и так далее. Но опять-таки, если мы вносим эти обязательства инвестора в приватизационный конкурс, это говорит только об одном — о слабости профсоюзов. Да этим должны заниматься профсоюзы, а не Фонд госимущества.
Есть еще очень интересное условие, касающееся «Западэнерго», это поставка на его предприятия семидесяти процентов отечественного угля. Это очевидно дискриминационное условие. Если уголь отечественный поставлять на «Западэнерго» будет выгодно, то так будет и впредь, какой бы инвестор его не купил. Фиксация этих условий абсолютно излишня и она свидетельствует лишь об одном — масштабном кризисе в «Углепроме».
То есть прописывание, такое подробное прописывание избыточных норм в инвестиционных условиях, говорит о том, что государство на самом деле в ходе приватизации пытается лечить симптомы, а не болезнь.
Михаил Чечетов: Первое, в отношении прописывать или не прописывать обязательства. К сожалению, у нас еще нет общей культуры в деловом мире, особенно, начиная с девяностых годов. Это если я купил сапоги одни и мне зарплаты хватало на одни сапоги или девушке на сапожки, или на курточку, то я буду стараться ее аккуратно носить, это же моя. А когда приобреталось предприятие, была главная цель — выжать как можно максимум прибыли за год, два, три, а дальше, кто его знает, не волнует. И люди не мыслили стратегически, чтобы вкладывать, чтобы через десять лет, двадцать лет предприятие развивалось. И большинство, к сожалению, как ни хотели, как ни закладывали условия, большинство приходило вот с таким взглядом на предприятие — выжать как можно больше сегодня, как с лимона, а дальше — пропади оно пропадом. И потому государство было вынуждено, думая о завтрашнем дне, все-таки закладывать эти обязательства, которые бы обязывали к этому. Если бы еще и этого не было, то, я думаю, вообще никто бы не вкладывал.
Да, сейчас уже культура растет, это уже другая генерация бизнесменов, деловой мир меняется, мышление меняется. И сейчас уже надо отходить это этого, я согласен. Но это называется болезнь роста.
Теперь второй момент. Я хочу, чтобы правильно поняли мой пример со стаканом или с чашкой. Я хотел сказать следующее, что если я покупаю посуду или чашку в магазине, то как только я заплатил, уже у меня чашку не заберут, я могу с ней что угодно делать: разбивать, пользоваться, никто меня уже не привлечет к ответственности, никто не заберет. Но когда я купил пакет акций и заплатил, это не значит, что он у меня навсегда, поскольку я подписал обязательства. И если эти обязательства не будут выполняться, их у меня заберут. То есть энергетическую «чашку» могут забрать, потому что государство будет контролировать.
Иван Плачков: Мы немножко забываем, о чем идет речь. Речь идет об энергетике. Никто никогда в мире не продавал энергетические активы за один доллар, это первое. Второе, за пятнадцать лет ни в одну энергетическую компанию, которая была куплена, не было внесено ни одной копейки инвестиций. Почему мы решили, что на шестнадцатом году прямо инвесторы начнут вкладывать в них? Ни одной копейки инвестиций! Я говорю об облэнерго, я говорю о генерирующих компаниях, я говорю об облгазах. И это факт. Я думаю, что тут скрывать нечего. Да, что-то ремонтируется, для того, чтобы удержать в рабочем состоянии. Почему? Потому что, как я говорил, не даст инвестор. Он лучше гостиницу построит, чем инвестирует в такой объект с отдачей через пятнадцать лет, тогда как гостиница начнет приносить прибыль через пять лет. И он абсолютно прав.
И поэтому в мире нет такой системы, это ноу-хау, которое у нас придумали. В наших условиях это превращается в противоположность. Первое, колоссальные требования по подключению к сетям по всей Украине — это техусловия, но об этом все бизнесмены, люди, граждане говорят, что это просто невозможно. «Киевоблэнерго» требует, чтобы подключить частный дом в селе, проложить линию 10 киловольт, которая стоит полтора миллиона в тех условиях. Вот до чего мы дошли.
И почему нужна Национальная комиссия регулирования энергетики? Я вам скажу, что в Англии, когда Тэтчер делала приватизацию, помните, угольные шахты и так далее, так энергетика, вы знаете, кому была продана? Пенсионному фонду, учредителями которой являются все граждане Великобритании. Для чего? Она не выпустила естественную монополию из рук, хотя всем говорили, что мы ее продали. И ни один руководитель ни в одной стране, ни правительства, ни руководители не отдают естественные монополии в руки частных владельцев, потому что теряется управление над государством.
Что касается инвестиций. Мы заблуждаемся. Я вам скажу, что с 1996 года Европейский банк, Мировой банк, помните, требовали — приватизируйте, приватизируйте, будут инвестиции, мы вам даем кредиты, но вы приватизируйте облэнерго. Будут инвестиции и в облэнерго. И никто не получил инвестиций, а теперь инвестиции получают государственные компании «Укргидроэнерго» — уже второй миллиард долларов пошел, потому что она государственная и тот же Европейский и Мировой банк дают, и «Энергоатом», потому что она государственная, потому что она контролируемая и прогнозируемая.
Как сделать эти частные облэнерго и генерирующие компании прогнозируемыми? Единственный путь — Национальная компания регулирования энергетики. Это должен быть такой «волкодав», которого должны бояться все. В Соединенных Штатах энергетическая компания крупная «Пенсильвания Пауэр энд Лайт», когда зашли проверяющие с американского НКРЭ в эту компанию, президент на следующий день подал в отставку. И они только зашли, а он уже знал, что его «порвут». Потому что эта компания стоит на страже государства и интересов граждан. И, поверьте мне, в Соединенных Штатах НКРЭ работает так, что ни одна энергетическая компания не имеет права отключить гражданина Соединенных Штатов от электроэнергии за неуплату, какой бы у него долг не был. Если какая-либо компания отключит гражданина и он, не дай Бог, замерзнет или что-то еще, этой компании не будет.
Там разработана система солидарной ответственности, когда, если будет сто должников, из них двадцать не могут платить объективно, проверяет налоговая и социальные службы, то разбрасывают их долги на всех остальных потребителей. А восьмьюдесятью занимается налоговая и соответствующий департамент муниципалитета. А этим двадцатью сразу же начинают заниматься социальные службы, находят им работу, чтобы обеспечить платежи. И когда те начинают платить, то НКРЭ разрешает снять их с общего тарифа. То же самое и в Финляндии, где коммунальные энергетические компании.
И я хочу просто уточнить, господа, что «Киеэнерго» — это не генерирующая компания, у нее статус облэнерго, и поэтому продается одна генерирующая «Захидэнерго» и облэнерго — «Киевэнерго», потому что кроме тепловых сетей в коммунальной собственности находится и ТЭЦ-5, и ТЭЦ-6, магистральные тепловые сети, распределительные тепловые сети и завод «Энергия».
Оксана Ващенко: Можливо, в ідеалі держава має залишатися монополістом, але, зважаючи на те, яке країна має ресурси в бюджеті, то очевидно, продаємо. Будь ласка, шановні колеги, ваші запитання.
Ярослава Кривцун, інформагенція «ГолосUA»: У мене таке запитання. Чи є ризик того, що після продажу цих компаній, тарифи на енергоносії для кінцевого споживача можуть змінитися? І власне, хто за це тоді буде відповідати?
Іван Плачков: Я сто процентов могу сказать, что тарифы будут повышаться независимо от того продадут компании или не продадут. Как в цивилизованных странах определяют тарифы? Есть составляющие тарифов. Основные составляющие это: топливо, заработная плата, ремонт, которые не зависят от менеджера компании и так далее. А вторая часть — инвестиционная составляющая, куда входят какие-то надбавки по заработной плате, с учетом местных условий, имеет менять муниципалитет. Например, если в городе Киеве захотят золотые трубы поставить — есть деньги, люди хотят платить за это. Поэтому тариф должен разделяться на две части: первая зависит от топлива и от основных составляющих, и он должен утверждаться как минимальный безубыточный тариф. А вторая часть — дать право местным властям, они местные условия уже лучше знают, они могут ее менять.
А тарифы объективно повышались и будут повышаться в зависимости от: первое — инфляция, никуда от этого не деться, изменение стоимости топлива, никуда не деться. Значит, зарплата и так далее — рост цен, никуда не деться. Но они должны быть прозрачными, мы должны их видеть, каждую составляющую этих тарифов, и экономическое обоснование.
Виталий Моторикин, ИТАР-ТАСС: Иван Васильевич, вы долго работали в «Киевэнерго», можете рассказать сейчас о его состоянии, оборудовании, сколько нужно инвестировать в эту компанию?
Иван Плачков: Десять лет там работал. Я вам скажу, что состояние оборудования… Энергетика, это такая отрасль, знаете, если инвестировать и реконструировать, то предела совершенству нет. Если бы мне дали сейчас миллиард долларов, я бы их освоил очень правильно и на оборудование, и мы бы имели систему энергоснабжения по надежности чуть ли не как в Париже. Но есть принцип разумной достаточности и целесообразности. И самое интересное, мы посчитали, что не нужно было повышать тарифы для возврата инвестиций. Только за счет экономии тепла и эффективности использования газа можно сэкономить деньги при действующих тарифах, чтобы возвращать кредиты.
Что на сегодня, какой объем? Мы рассмотрели и определили, что нужно сделать в столице с 2009-го до 2012 года с газоснабжением, электроснабжением, канализационным хозяйством, водоснабжением и теплоснабжением. Так вот по электроснабжению — два миллиарда шестьсот гривен, по теплу — четыре миллиарда триста. А итого, для жизнеобеспечения города надежного, чтобы решить проблемы на Бортнической станции, с вывозом мусора и проблемы пятого полигона, с теплоснабжением и газоснабжением необходимо двадцать два миллиарда.
Оксана Ващенко: Михайле Васильовичу. Скажіть, якщо говорити про час, коли було вже вирішено допродати акції обленерго, на даний час ми говоримо про «Київенерго» та «Західенерго». Кажуть, що знову буде чергова криза, чергова хвиля кризи. Ціна, яка запропонована зараз? Експерти говорять про те, що 8 мільярдів гривень удасться взяти за ці два об’єкти. Якщо все це співставити, треба було чекати, чи ні?
Михаил Чечетов: Вы знаете, сейчас ни один международный эксперт не в состоянии спрогнозировать, когда мировая экономика окончательно выйдет из кризиса. Поэтому нужно учиться жить в реальном времени, это первое.
В отношении цены вы абсолютно правильно говорите. Цена — адекватна ситуации. Не будем далеко ходить: в 2007 году однокомнатная квартира в Киеве стоила сто тысяч долларов. Сейчас вроде ничего не поменялось, а эта же квартира стоит тридцать пять — сорок тысяч. Рынок пойдет немного вверх, она опять будет стоить шестьдесят-семьдесят. Мы живем в режиме реального времени. Вот по всей видимости решение же принималось с учетом того, что нужно сегодня: и для предприятия нужны инвестиции, да и лишняя копейка государству не помешает. Хотя еще раз говорю, что это не ставится главной целью.
С другой стороны, для успешной продажи самое главное политическая стабильность. Сегодня как раз ситуация в стране благоприятная. Инвестиции и деньги внутренние у нас есть. Поэтому сегодня ситуация экономическая выровнялась, мы вышли из полосы падения и переходим потихоньку в этап экономического роста, шаг за шагом по ступенькам начинаем идти.
Оксана Ващенко: Дякую вам за те, що сьогодні завітали в інформагенцію «ГолосUA»! Дякую всім колегам! На все добре і до побачення»!