«Молодой человек, нет ли у вас, случайно, русской земли?»- спросила меня Ирина Павловна после церковной службы. Земля у меня была. Отправляясь в Америку, накопал чуток в вишневом саду на Полтавщине.
Никогда прежде не едал я тех блинов, какими угощала меня русская дворянка в штате Огайо. Забыт уж и рецепт того замысловатого борща. Хлопоча и волнуясь, Ирина Павловна поведала, что единственную горсть земли взял с собой ее отец , отступая из Севастополя в гражданскую. Годами, по щепотке, клали ту землю в родные могилы. Последние песчинки высыпались давеча на американском погосте, вслед за мужем — русским инженером, ветераном французского Легиона.
После мужниной сигары, разглядывал я сокровища Ирины Павловны. Офицерский кортик, медали, наградные кресты отважных моряков. На пожелтевших фотокарточках — групповые снимки матросов. Простые, открытые лица, иконы на стенах кают. Я слушал рассказ уроженки Магриба о русских судьбах.
«Гвозди бы делать из этих людей», — вспоминал я слова большевистского поэта, неизвестного моей собеседнице.
Потом я много встречал таких людей. Встречал осанистых стариков с белогвардейской выправкой, для которых моя Полтава была городом, «где слава русского оружия взросла». Встречал седовласых украинских националистов, для которых Полтава – родина Петлюры.
За годы я узнал, как старики мельниковцы и бандеровцы не могут простить друг другу разницу в идеологии ветвей ОУН. Познакомился с украинцами, которые ни слова не понимали по-русски. И даже — с греко-католиками, не знавшими, что у украинцев бывает имя — отчество, «как у москалей», а не двойные имена.
Видел детскую радость украинской девушки из Бразилии, впервые потрогавшей снег в Нью- Йорке. Слышал песни русских полков с французским акцентом. Учился вместе с бестолковыми потомками славных дворянских фамилий. Дружил с православными, католиками, евреями. Я узнал истории многих жизней. Все они — архиепископы и киномеханики, рабочие и архитекторы, ученые и лавочники любили Украину. Сейчас особенно остро вспоминаются они.
Согласен с теми, кто называет конфликт на Юго-Востоке братоубийственной войной. Но, думаю, что эта междоусобица хуже. Она убивает историю. Два десятка лет я помню слова благодарности за сухую горстку полтавского чернозема. Расплакавшись, Ирина Павловна сказала: «Спасибо, теперь меня похоронят в родной земле».