В школе нас делили на группы по 4-5 человек, за каждой группой был закреплен ветеран. Перед 9 мая мы ходили к ним, купив гвоздики или тюльпаны и коробку конфет (все как положено), чтобы помочь – пол вымыть, пыль протереть и т. д. Имя нашего ветерана я не помню, хотя мы посещали его три года подряд. Он жил с женой в маленькой захламленной квартирке, совсем темной от старых, ненужных вещей. Не знаю, почему его имя не запомнилось мне, возможно, оно было непривычным, устаревшим для моего детского уха, которое привыкло к «сашам», «димам», «артемам», и ничего не знало о «несторах», «никонорах», «аркадиях».
Это трудно было назвать настоящей уборкой. Ветеран наблюдал, как девочки неумело суетились с вениками (у нас же у всех пылесосы), а мальчики развлекались глупыми шутками в ожидании, когда им доверят мужскую работу – вынести мусор, а потом неслись с этим пакетом наперегонки, рискуя оставить содержимое где угодно, только не на свалке. После того, как основная программа была выполнена, мы садились пить чай и незаметно для себя, измотанные избытком детской энергии, съедали и нами же принесенные конфеты, и те, которыми нас угощал ветеран.
Мальчики горели желанием узнать о войне: «Ну расскажите, расскажите…», – клянчили они.
– А что тут рассказывать? Как в кино, только по-настоящему… – отшучивался ветеран и скупо, без графики, удовлетворял их любопытство короткими рассказами о ночевках в окопах.
Я стыдилась назойливости одноклассников, ведь понятно было, что наш ветеран не хочет вспоминать прошлое – там у него много погибших друзей, незаживших ран. Мне было почти 15, война казалась сплошным кошмаром, я с трудом представляла, что можно думать о чем-то, кроме выживания, когда свистят пули, взрываются мины.
Уже у двери, при прощании, я на секундочку задержалась.
– Извините, пожалуйста. Вам, наверное, неприятно вспоминать…
– О чем?
– О войне.
– Почему же? Были и приятные моменты. Товарищи, например, которые до сих пор со мной. Вот ты похожа на одну француженку – была у меня с кудрявыми черными волосами, – ветеран улыбнулся. – На войне всему находится место.
Тогда мне было лестно услышать, что я похожа на француженку (они ведь известны своим шармом), сейчас мне утешительно вспоминать, что на войне есть место всему (она ведь за окном). Украина снова в огне, но в понимании того, что и в этом горе разрывающихся снарядов есть место жизни, когда создаются семьи, рождаются дети, завязываются близкие отношения, я черпаю утешение. Однако оно не сильнее горечи от того, что жизни без войны мы так и не научились.