Ввиду вчерашнего заявления заместителя генпрокурора Рената Кузьмина о том, что есть доказательства причастности Леонида Кучмы к убийству Георгия Гонгадзе, возникло много новых и старых вопросов к делу Гонгадзе, перипетии которого уже более 10 лет на слуху украинской общественности. Один из главных вопросов в связи с заявлением Кузьмина: понесет ли Кучма действительно наказание за причастность к убийству или высказывание замгенпрокурора – просто попытка запугать семью Кучмы и Пинчука? Чтобы прояснить ситуацию, мы обратились к главе петербургского Агентства журналистских расследований Андрею Константинову, который в свое время расследовал в Украине дело об убийстве Гонгадзе.
— Как бы вы прокомментировали вчерашнее заявление заместителя генпрокурора Рената Кузьмина о том, что у прокуратуры достаточно доказательств причастности экс-президента Украины Леонида Кучмы к убийству Георгия Гонгадзе?
— Я не могу комментировать заявления замглавы генпрокурора Украины в силу того, что я сам лично с ним не знаком, какие козырные карты в этом деле у него есть, не знаю. Могу сказать о том, что я не встречал истории, в которой все настолько было сделано неправильно и шиворот-навыворот с самого начала и по сей день, как в деле Гонгадзе. Понятно, что у вас прошел суд, осудили генерала МВД Алексея Пукача… Не в обиду украинским правоохранительным органам, но меня это все не убедило. Это какая-то странная история. Я вспоминаю эти кадры задержания Пукача, где первое, что он говорит: «Я такой-то, такой-то, причастен к убийству Г. Гонгадзе». Это было похоже не просто на разыгранный сценарий, а на балаган. Тем более, чтобы так себя вел генерал милиции, генерал оперативно-поискового управления…
Мы действительно работали очень долго, пытались разобраться в этом вопросе. Но так вышло, что чем больше мы работали, тем больше видели, что на тот момент мало кому нужна была правда. По большому счету она была не нужна ни одной стороне, ни другой, потому что там было много намешано в этой истории. В этой истории, что называется, не было героя. Там все были в равной степени «удрызганы неприятным», как говорится. Это совершенно не выглядело, что с одной стороны белые и пушистые герои, а с другой – черные и ушастые злодеи.
— Как раз хотелось услышать от вас больше подробностей из того расследования, которое вы проводили…
— Все факты вы можете узнать из нашего отчета, он в свободном доступе. У нас не сложилось впечатление, что Кучма напрямую причастен к этому преступлению. У нас сложилось другое впечатление, которое сводилось к тому, что Кучма – сильно не воздержанный на язык человек. Это было свойственно советским руководителям определенного звена, когда они могли ругаться, быть не воздержанными в лексике, как покойный Виктор Черномырдин, например. Если записать все фразы, которые он наговорил в свое время, то легко можно сделать вывод из слов, что всех нужно вывозить в лес и на елки вешать. Кучма в этом смысле похожий. Ему подсовывали определенные материалы, распечатки, а он на них бурно реагировал.
— А какова роль в этом процессе экс-министра МВД Юрия Кравченко?
— Что касается роли вашего бывшего министра МВД, который застрелился двумя выстрелами в голову, у меня другое общее впечатление от этого всего. Мне казалось, что рядом с Кучмой был человек из его ближайшего окружения, который пытался манипулировать на тот момент президентом Украины, создавал определенные эмоциональные ситуации, играл на том, что сливал через некоторых людей тому же Гонгадзе негатив на других людей из окружения Кучмы – в этом был весь корень всей этой истории. А потом президент начал негодовать, выражаться. Возможно, это и было принято, как поручение… или воспринято как поручение главой МВД в отношении Гонгадзе, и было установлено за ним наружное наблюдение.
За ним поставили действительно наружку, только это были стажеры, потому что настоящие рабочие экипажа по настоящим преступлениям – на них очередь была. А здесь нужно сделать так, чтоб барин не серчал, что называется, галочку поставить, мол, работаем и т.д. Только Гонгадзе заметил эту наружку, увидел, что они за ним ходят, переписал номера и обратился с письмом в генпрокуратуру – и начался скандал. И это не была левая наружка – это было все оформлено должным образом. Ответьте мне на вопрос: если кто-то готовится к убийству, он будет документально оформлять свои действия? Разве только идиот. И так далее. В деле осталось огромное количество вопросов без ответа.
— Судя по всему, эти вопросы остаются без ответа и до сегодняшнего дня…
— Когда мы давали показания в Верховной Раде, мы заявили, что не считаем, что это дело не раскрываемо. Но ведь мы не можем, не имея полномочий на территории другого государства проводить оперативно-следственные мероприятия. Мы могли бы указать, куда нужно идти, кого нужно допрашивать, однако никакого рвения со стороны украинского руководства мы тогда не наблюдали.
— У вас сложилось впечатление, что ни одна из сторон не заинтересована в каком-либо развитии следствия и установления всех виновных?
— У нас было именно такое впечатление – и до сих пор это все тянется. И когда мы приехали на территорию Украины изначально, очень многих интересовал вопрос причастности самого Кучмы к этому всему. Мы ведь как появились в Украине – в том числе и не без помощи людей из того же самого окружения Кучмы, которые сомневались, насколько серьезной является степень вовлеченности, как они говорили, «папы» во всю эту историю. Они не знали, как дальше себя вести и как реагировать. То есть, если «папа» злодей, то это нужно хотя бы понимать как-то. Их интересовал только этот вопрос. И чем дальше мы продвигались, у нас было все больше уверенности, что Кучма максимум, что может заказать – это карпа себе на обед. И их интерес стал угасать.
— Когда судья оглашал приговор и обратился к Пукачу, согласен ли он с этим решением, тот ответил: «Буду согласен, если рядом будут стоять Кучма и Литвин». Какова роль в этом деле экс-главы парламента Владимира Литвина?
— Насчет Литвина могу сказать так: это та фигура, которой действительно имело бы смысл много вопросов задать. Именно вопросов – это не значит, что его нужно сажать рядом с Пукачем, но вопросов к нему действительно много, это правда, гораздо больше, чем к Кучме.
— А к вам в последнее время ГПУ не обращалась за помощью в расследовании убийства Гонгадзе?
— Нет. Мы, когда только начинали работу в Украине, контактировали только с СБУ, но на определенном этапе они сказали, что больше не гарантируют нашей безопасности пребывания на территории Украины, и прощание наше было холодным.
— Вы считаете, что заявления Кузьмина о причастности Кучмы к убийству Гонгадзе не являются основательными, потому что нет той вины Кучмы, о которой заявляет замгенпрокурора?
— Я не суд, чтобы устанавливать меру вины. У меня по этой истории установилось определенное мнение. Для того, чтобы оно изменилось, мне нужно получить ответы на ряд вопросов, которые у меня остались с того времени, как я покинул Украину, и ответы на них до сих пор не получил. Я с удовольствием побеседовал с тем же самым Пукачем, сел бы и начал последовательно задавать целый ряд вопросов, возможно, и с помощью детектора лжи. Нехороший осадок остается у меня по поводу этой истории, и нет ощущения торжества справедливости. А Кучма… в этом деле с самого начала было много политики и мало полицейской работы. Заниматься надо было не пиаром, а проводить расследование. Лично мое мнение – есть что-то интересное у замгенпрокурора – очень хорошо, я с этим ознакомлюсь. Но так сказать в эфире радио иностранного государства, что есть уверенность в причастности – чего же раньше тогда молчали, если есть такая уверенность?
— Существует версия, что такие заявления были сделаны, чтобы, так сказать, приструнить Кучму и его семью, в том числе и подобраться к бизнес-империи зятя Кучмы Виктора Пинчука?
— Надо посмотреть, насколько был опасен Гонгадзе на тот момент для Кучмы. Я понимаю, что люди могут совершать плохие вещи. Но если они не совсем сумасшедшие, в этом должна быть хотя бы какая-то логика. Больше всех, кто получил самых разных неприятностей из этой истории – это сам Кучма. Если признать то, что он совершил осмысленно весь этот заказ, нужно признать одновременно, что он умственно отсталый.