Безработица в нашей стране растет. Однако наша статистика не дает объективной картины, уверяют эксперты. Уровень фактической безработицы превышает официальный показатель как минимум в два раза. О том, в каком состоянии сейчас находится рынок труда и как безработица связана с преступностью, ГолосUA рассказал заведующий отделом социальной безопасности Национального института стратегических исследований при Президенте Украины, доктор экономических наук Александр Цымбал.
— Александр Иванович, как разобраться в «хитростях» официальной статистики по безработице?
— Могу ответить на этот вопрос с научной точки зрения. В 2002 году Нобелевскую премию по экономике получили два американских психолога, академики Дэниел Канеман и Вернон Смит. Они доказали, что человек, когда формируется его впечатление о мире, о каких-то экономических вещах, пользуется иррациональными вещами. В частности, он больше обращает внимание на малые непрезентативные выкладки, если они эмоционально окрашены. Это означает, что наше впечатление о том, что все плохо и очень плохо, всегда острее и больше, чем все хорошо-хорошо. Плохое запоминается лучше. Мы знаем и то, и другое, но внимание обращаем больше на пугающее и опасное. Так устроен человек.
— Однако ситуация на рынке труда не вызывает оптимизма…
— Обстановка на рынке труда постоянно колеблется и очень зависима от сезона, а статистика усредняется по году. Госстат не обманывает, ему это делать не позволяет международный аудит, и он не пойдет на это. Просто есть такие статистические ухищрения, которые можно истолковывать как статистические погрешности — туда или сюда, можно уточнять интервал — чуть больше – чуть меньше. Но Госстат не станет говорить, если, скажем, безработица 10 млн человек, о 2 миллионах. В особенностях измерения безработицы в нашей стране по международным стандартам есть «лазейки»: в частности, когда у нас исследуется безработица по экономической активности населения – в основном то, что официально публикуется, — и это не центры занятости — то дается количество людей, которые при опросе на прошедшей неделе сказали, что они не просто не имеют работы, а что они ее активно искали. Если человек, допустим, разочаровался в поисках, болел, ждет чего-то или еще по каким-то причинам не имеет работы, но почему-то ее не искал, он переносится в другую категорию, которая называется «экономически неактивная». Поэтому безработицей это не считается.
— Какие критерии при подсчете количества безработных используют в других странах?
— В других странах, допустим, в США, есть разная безработица — шести уровней. Есть такой уровень безработицы в «мягком» определении, когда критерий активного поиска снимается, тогда дают определение активной и пассивной безработицы вместе. Это если человек не работает, но может работать и приступил бы к работе, если бы она нашлась, но не ищет ее по каким-то причинам. Конечно, во всех этих понятийных «штучках», категориях возможны какие-то вариации. В связи с этим может складываться впечатление, что на самом деле количество людей, которые хотели бы работать, но не работают, больше, чем то количество, которое показывает Госстат. Для того чтобы понять, сколько в стране людей, которые фактически могли бы работать и должны были бы работать, в связи с возрастом, здоровьем, но не работают, надо еще смотреть и другие категории. Они написаны как «зневірені» (разуверенные), «на сезонных работах», «ищут работу», «уверены, но не знают, как ее искать» и т.д. Если все эти категории вместе сложить, тогда можно понять общую картину. Работая со статистикой, нужно объединять данные — по экономической неактивности и по тем людям, которые не учатся и не пенсионеры. Тогда картина будет видеться несколько больше.
— На ваш взгляд, какова ситуация в нашей стране с безработицей?
— Если говорить о текущем моменте, то, наверное, уровень занятости сегодня не очень высокий, но, на мой взгляд, по сравнению с предыдущим годом, ситуация улучшается. Разумеется, данные колеблются, поскольку большое значение имеет фактор сезонности. Зима всегда по безработице упадочная. Оживление рынка труда происходить всегда где-то в конце марта. В это время включается очень много сезонных работ — в строительстве, в торговле, в сельском хозяйстве, появляется новая продукция на предприятиях АПК – переработка продуктов. Все это вещи сезонные. Потом рекреационные зоны (зоны массового отдыха людей. – Прим. ред.), курорты, кафе – все это, повторю, «завязано» на сезонности. Невысокий уровень занятости населения в настоящее время связан с фактором сезонности.
— Какие профессии сейчас более востребованы?
— Список таких профессий давно не меняются. Это IT-сфера, фармакология, торговля и другие. Вообще это неправильный подход. В каждой отрасли и в каждой профессии присутствует многополюсность. Есть люди, которые делают карьеру по-любому. А есть люди, которые считают, что им все должны. Они опускаются на дно, то есть, когда денег на всех хватает, им перепадает, и они живут спокойно. Как только начинается кризисная ситуация, на всех пирога не хватает, те, кто посильнее и поумнее, уходят вверх, а эти уходят на дно. Мы изучаем рынки труда, недавно проводили исследование по молодежи, и выяснилось, что у молодежи, по состоянию на весну 2015 года, уменьшилась безработица и увеличился доход. Молодежь расслоилась: те, кто раньше был в середнячках, вообще ушли с рынка на содержание родителей, а те, кто из себя что-то представлял в профессии, активизировались и пошли вперед. Из-за этого средний уровень тех, кто остался на рынке, повысился. «Двоечники» ушли домой (их мы не считаем, это экономически неактивные), а те, кто остался, стали активными. Людям надо просыпаться и думать о том, что им никто ничего не должен.
— Эксперты утверждают, что IT-специалистов уже переизбыток на нашем рынке. Может, им тоже вскоре придется столкнуться с безработицей?
— Лет через 15-20 возможно так и будет, но точно не сейчас. В нашей экономике IT-сфера хорошо развивается, потому что мы обслуживаем развитый западный рынок. Они дают заказы, платят деньги. А развитие IT у нас тормозит бардак с платежными системами и т.д. Наша родная экономика еще настолько архаична, что IT-шникам там еще работать и работать. Если у нас будут активнее проводиться реформы, то IT еще взлетит. Ну а потом эта профессия станет такой же банальной, как было с экономистами, которых сейчас на рынке в переизбытке.
— Как вы относитесь к утверждению, что «повезет тому, кто уедет из страны»?
— А кому-то не повезет… Это несусветная ерунда. Из 10 уезжающих за границу находят себя трое. Остальные либо возвращаются, либо опускаются там на дно. Есть люди, которые уезжают учиться, но потом возвращаются. К сожалению, статистика такие данные не дает. Я, работая в экспертной среде и с учебными заведениями, могу отметить, что многие уехавшие за границу сейчас возвращаются и говорят: норма прибыли здесь 100%, а там – 3-4%. Да, у нас есть риски. Но эти люди открывают фирмы, они обладают связями, знают язык, знают технологию работы, то есть, они могут работать и здесь, и там. Вообще люди имеют право искать себя там, где им лучше. Уверяю, что уезжают не только ради денег. В научной сфере, что если кто предложит человеку исследовательский проект, о котором он мечтает и который можно реализовать, допустим, в Индии, он поедет даже за те же деньги, что здесь. Если уезжают «мозги» — это значит что этим «мозгам» не дают применение здесь.
— На ваш взгляд, какие шаги должна предпринимать власть, чтобы ситуация на рынке труда улучшилась?
— Государство — это инструмент налаживания условий, но в этих условиях вы должны быть «сами не с усами». Государство будет обеспечивать минимальный стандарт немощным, неконкурентоспособным, матерям-одиночкам, пенсионерам, а всем трудоспособным здоровым гражданам надо искать работу, нет работы – придумайте бизнес. Государство не будет строить предприятия, а потом туда нанимать оболтусов, только чтобы их чем-то занять. Вспомним 2004-й и 2014 год – за что тогда сражались и боролись? За то, чтобы государство не лезло везде. Тогда все требовали: государство долой, дайте свободу, уходите, мы сами разберемся, не доставайте нас. Государство и уходит.
— Говорят, что безработица — это путь к преступности…
— Преступность и безработица только частично пересекаются. Источники у них одни, но не они друг на друга влияют. Как известно, люди бывают разные. Доказано, если человек активно ищет работу, он ищет работу, а не ворует в супермаркете. Другое дело – пассивный контингент — те люди, которые отказались искать работу. Самое главное – пребывая в состоянии безработицы длительное время и живя в семьях или домохозяйствах, когда живет вместе группа людей, в отсутствие легальных источников дохода, молодые люди (не пенсионеры), могут иметь преступный и полупреступный промысел. Мы можем выявить таких людей. Мы вправе задать относительно этого контингента вопрос: чем они живут? Скорее всего, у них доходы не просто теневые (зарплата в конверте), а преступные. Но таких людей, как социальной базы, гораздо меньше. Я еще раз подчеркиваю, вряд ли человек, которого сократили на предприятии, через два месяца пойдет грабить супермаркет.
— Прямой связи между криминализацией общества и безработицей нет?
— Нет. Однако косвенная зависимость между безработицей и преступностью есть, если брать корреляционные связи на большом массиве. Но тут есть опосредующие факторы. Грубо говоря, даже не безработица влияет прямо на криминализацию, а общее падение экономики, падение доходов, падение управляемости в стране, работы правоохранительных органов, атмосфера негатива в обществе, наличие оружия и так далее – все это формирует большую безработицу и большую криминализацию общества.
К слову, если посмотреть данные, которые дает Кабмин по криминальным нарушениям, большинство людей, совершившие криминальные преступления, где-то работали. Преступают закон не обязательно те, кто сидит временно без работы, и не потому, что нет денег. Это дополнительный промысел, свойства характера, атмосфера. И самые большие преступления совершают не те, кто пачку масла украл в супермаркете, а сами работники супермаркета, которые вместе с охранниками обворовывают склады. Наркотиками торгует человек, который формально не имеет работы. Ему некогда работать. Но если мы говорим о преступлениях, об ущербе, о неприятностях, которые мы имеем, покупая просроченные продукты, которые подсунули нам бухгалтера этого предприятия, давайте искать глубже. Так работает система, и в ней заняты те люди, которые там работают.
— О какой системе идет речь?
— За годы как бы рыночной экономики у нас построили феодальные отношения – это отношения личной преданности. То есть, мы занимаемся не делом предприятия. Суть в другом — «ты мне лично служишь, а я тебе даю кусок, в котором ты разбираешься и приносишь мне какую-то долю». Помните: феодал моего феодала – не мой феодал, вассал моего вассала – не мой вассал. Поэтому управляемость низкая. Высший менеджмент не интересуется тем, что происходит внизу. Они говорят: вот нам нужно обеспечить такой-то доход, что вы будете с этим делать — на ваше усмотрение, как хотите. Поэтому что хотят, то и делают. Пообщайтесь, посмотрите, какой сейчас бардак творится в корпорациях. Там воровства не меньше, чем в государстве. Прикрытия, откаты, перекаты, тайные сделки. И обратите внимание, никто никогда не жалуется. Проворовавшийся менеджмент уходит. Нет уголовных дел. Это сложилось на уровне «как бы нормально». Эти менеджеры кочуют из одной компании в другую, а потом они попадают на госслужбу. Что, они там другими станут?! У них это уже закреплено на уровне рефлексов. Это уже преступная деградация. Никакой корпоративный контроль, ни внешний государственный контроль не срабатывает, потому что его коррумпируют. Все одним миром мазаны. Никто не хочет приятные привычные выгоды терять в своем маленьком мирке.
— Есть ли способы борьбы с этой феодально-капиталистической системой?
— Общие рецепты борьбы с этим явлением есть. Мир с этим борется, и получается. Сломать эту феодально-капиталистическую модель, которая сложилась за последние 20 лет в Украине, пытались, когда провозглашали революционные лозунги в 2014 году. Но, к сожалению, пока такая модель очень многих людей у нас в стране устраивает. Не надо романтизировать тех людей, которые пришли к власти. Была бы возможность что-то сделать, не нарушая своей выгоды, они бы сделали. Но они, когда приходят во власть, тоже не всесильны. Если бы пришли другие люди, вряд ли было бы иначе. Надо ломать систему.