Известный актер, продюсер и музыкант рассказал «ГолосUA» о грустном новогоднем чуде, о режиссерах-богах и о том, почему кино категорически нельзя смотреть по телевизору…
— Недавно вышел ваш фильм «Со мною вот что происходит», о чем он?
— Он – не сюжетный. События разворачиваются в течение одного единственного дня, но все они имеют не внешний, а внутренний, «размышлительский» характер. Это канун новогодней ночи. Той единственной ночи в году, когда каждый человек на земле имеет право не просто ждать, а требовать своего чуда. Есть два родных, но совершенно разных и по характеру, и мировосприятию, и по социальному статусу брата, которых объединили на время, банальные московские пробки. В машине с ними, по случайности, оказывается и соседская девчонка, мама которой укатила отмечать праздник со своим новым ухажером в другой город и забыла оставить ключи от дома. Один из братьев, преуспевающий менеджер, готовится к вечернему корпоративу, на котором он мечтает запомниться своему боссу, исполнив его любимую песню. Другой – стремится побыстрее вернуться к себе в Волгоград, где его ждет жена и отец, которому осталось жить считанные дни. Девочка же надеется, что её приютит в праздничную ночь родной отец, несмотря на то, что у того – давно своя семья, другие заботы и хлопоты. И в какой-то момент оказывается, что надежды всех троих – тщетны: выступление первого отменяется, жена второго оставляет детей на Новый год одних дома, чтобы его провести в компании подруг, а отец не принимает девочку к себе, боясь гнева новой жены.
— Ничего себе! Что ж это за новогодний фильм, который не оставляет никакой надежды на хорошее?
— Фильм заканчивается кадром, когда трое героев стоят на мосту и наблюдают за салютами. Салют – это и есть символ надежды на хорошее. Салют – это как бы намек на то, что когда всё кажется разрушенным и человек с непониманием этой несправедливости задирает голову в небо, в этот момент между небом и человеком появляется салют, который подкрашивает небо, и дает понять: пусть всё хорошее еще не так близко, но оно уже где-то там есть для тебя…
— А вы сами верите в чудеса?
— Конечно, верю! (улыбается)
— Вы сыграли главную роль и были продюсером этого фильма, а режиссерство доверили Виктору Шамирову. Почему именно он?
— Всё просто: если бы Виктор не был бы режиссером, а занимался тем, чем занимается Бог, он был бы Богом. Он ставит главным условием твоего присутствия на киноплощадке или на театральной сцене то максимальное духовное и душевное раскрытие, помимо которого ты не имеешь права находиться на творческой территории. Это состояние, когда не боишься плюнуть на пафос и на страх, что одно и то же, когда не думаешь о том, как выглядишь со стороны, не боишься быть некрасивым. За эти моменты я страшно ему благодарен. Хотя в жизни – это абсолютно другой человек. Была в его жизни такая история. Он долгое время играл в одном театре в спектакле по произведению Чехова «Чайка» героя Треплева. А потом в какой-то момент ему надоело в нем играть, и он понял, что спектакль больше не соответствует его внутренним убеждениям. Но когда он захотел отказаться от продолжения сотрудничества с театром, ему сказали: «Ты не можешь уйти, ты связан с нами контрактом». И тогда он отыскал в этом контракте один пункт, который гласил о том, что актера можно уволить из театра, если он и его игра не соответствует определенным требованиям. И вот во время очередного представления «Чайки», он вышел на сцену и сыграл Треплева, но по-своему, придумав ему от себя диалог, не прописанный в пьесе. И его после этого выгнали. Хотя Шамиров, по степени своего уважения и любви к русскому языку и к классике, для меня – настоящий Антон Павлович Чехов.
— Вы сами себя считаете активным кинозрителем?
— Я – кинозритель в полном смысле этого слова. Никогда не смотрю кино дома, на планшетах, компьютерах или по телевизору. Это неуважение к великому искусству! Смотрю кино лишь в кинотеатрах. Но когда меня приглашают на какую-то телевизионную передачу и задают вопрос: «Какой фильм произвел на меня наибольшее впечатление за последнее время?» испытываю ужас! Ведь из того огромного количества качественного кино, которое я просматриваю, не могу так просто взять и вычленить что-то… Я не могу относиться к кино как рынку, я и сам – вне этого рынка. Так, например, «Со мною вот что происходит» подготовлен не для кинопроката, то есть не для прибыли. Да и я просто очень завистливый, и если вижу хорошую российскую картину, то могу сломать свои зубы об локти.Правда, мысли: «ай-ай-ай, как сняли!» здорово двигают меня вперед.