Ежик, Маленький принц, Балерина… На счету Константина Скретуцкого — более 30 оригинальных скульптур. Казалось бы его творчество, даже исходя из названий, должно вызывать исключительно позитивные эмоции у людей, но как выяснилось в интервью с автором – это не всегда так. Подробности – далее в материале ГолосUA.
— Константин, на днях Вы открыли восстановленного «Маленького принца», которого в январе 2014 в четвертый раз изувечили вандалы…
— Сейчас он сделан из бетона и из бронзы – голова и кисть со шпагой. Надеюсь, теперь скульптуру будет сложнее уничтожить. Последний раз это сделали вандалы с целью наживы. Они отпилили кусок шпаги и, наверное, хотели сдать ,как цветной металл. Не знаю, отчего именно к «Маленькому принцу» такая агрессия.
— Почему Вы выбрали именно такой центральный образ для Пейзажной аллеи и перечитывали ли Экзюпери перед работой над скульптурой?
— Конечно, перечитывал. Идея воплотить образ именно «Маленького принца» возникла потому, что этому месту нужен был покровитель. В процессе создания Пейзажной аллеи было множество нападок со стороны рейдеров, министерства иностранных дел. Мы хотели заручиться поддержкой французского посольства и выбрать центральную композицию, которая была бы словно охранником этого детского ландшафтного сквера. Я очень люблю Экзюпери, хотелось подчеркнуть фразу, что «Мы ответственны за тех, кого приручили». После появления «Маленького принца» на эту территорию стали гораздо меньше нападать, но саму скульптуру разрушили несколько раз, непонятно по каким причинам. Я не устаю ее восстанавливать. На Пейзажной алее постоянно происходят улучшения, реставрационные работы.
— Сколько по времени изготовляли Маленького принца и лисенка?
— Месяца два ушло, может больше. Лисенок сразу присутствовал в композиции, но был керамическим. После того, как его разбили, сделал его железным, а потом и бронзовым.
— Интересно, над чем Вы работаете в данный момент?
— Планов миллион. Сейчас в парке имени Пушкина работаю над детской площадкой. Оформляю ее по мотивам сказок Александра Сергеевича. Делаю голову Черномора из Лукоморья – это сложная конструкция с большим количеством детских горок. Еще не решен вопрос с документами и нас постоянно останавливают в работе, но так или иначе ищем способы реализации. Есть еще несколько проектов, но не буду рассказывать наперед.
— Насколько мы знаем, Вы обустроили около 10 детских площадок в Киеве…
— Да, в частности, на Лесном массиве, возле кинотеатра «Россия». Можно продолжать совершенствовать их и дальше, но нет финансирования. Надеемся на продолжение, люди как-то находят деньги, обращаются к нам и мы развиваем проекты. Потихоньку, не спеша, двигаемся в направлении улучшения инфраструктуры для детей.
— Расскажите еще про одни из Ваших последних работ для Коктебеля, которые Вы успели завершить до событий, связанных с Крымом…
— Пригласили поучаствовать в джазовом фестивале в Крыму, сделал два объекта — лавочку, посвященную Максимилиану Волошину и своеобразный скрипичный коктебелевский ключ. Лавочка представляла из себя вырезанные буквы фамилии, на которых крепилась доска. Суть заключалась в том, что человек подсел на Волошина или присел на Волошина, то есть занялся изучением его творчества. При этом директор музея сказала: «Как же это так?! Это же кощунство, издевательство над личностью, если человек садится на эту фамилию и может еще бить ногами по буквам». Сейчас о судьбе этих объектов ничего не знаю.
— Встречались еще негативные отзывы о Ваших жизнеутверждающих работах?
— На самом деле, масса критических откликов. Существует очень много мнений, которых художник даже приблизительно представить не может. Допустим, когда мы на Оболони «Солнышко» устанавливали, позвонила одна соседка и говорит, что это воплощение бога Ра и она не может подходить теперь к окну. Якобы это керамическое солнышко направляет на нее какие-то волны и у нее вянут цветы на подоконнике! Такие бывали посылы, что я бы в жизни не мог такое предвидеть. Но эти люди там живут, имеют право на свою точку зрения. Казалось бы, ты делаешь что-то интересное и приятное, а некоторым это совершенно не нравится, кажется неуместным. Помню, что когда поначалу работали с деревянными скульптурами, то действительно причиняли некоторый дискомфорт и жителям, и прохожим. Мы приезжали прямо на место, подключались к электричеству или бензо инструментами вырезали на улицах из деревьев какие-то объекты.
— Люди реагировали неоднозначно?
— Некоторых это страшно бесило и раздражало, кто-то даже вызывал и милицию. Одним словом, было тяжело. Потом я придумал, что нужно делать скульптуры в удалении и затем только приезжать и быстро их монтировать на месте. Так появились балерина, ежик, ослик. Они все частично деревянные, частично — керамические.
— Как возникла идея создавать подобного рода объекты из растущих в городе деревьев?
— В основном, эти скульптуры были размещены на улице Олеся Гончара, еще несколько в парке Чкалова. Когда мы начинали, еще вообще никто не воспринимал, чем мы занимаемся и для чего это нужно. Дело в том, что это район, в котором запрещено автомобильное выкорчевывание деревьев, а у них большая корневая система, там размещены коммуникации. Вручную этот пенек достать оттуда невозможно. Заканчивалась история тем, что дерево срезали практически подкорень и оставалась в асфальте дырка с пенечком. Прямо на него парковали всякие джипы и никакого эстетического вида не было. Дерево новое тоже на это место не посадишь, и приняли решение не срезать стволы под самый корень, а оставлять хотя бы метра два- три, чтобы можно было что-нибудь сделать.
— Так появились «Тигропчелы», «Липовый кот», «Летящая корова», «Ослик с тележкой» и другие, многих из которых уже нет…Не жалко, что работы не вечны?
— Экспериментальные объекты на старых высыхающих деревьях изначально планировались, как временные. Эти скульптуры, как перформанс: был объект, действо и нет. Как только корневая система начала загнивать, то ли происходила смена коммуникаций, они прекращали свое существование. Это нормально. Надо менять как пространство, так и объекты, привычки людей. Четыре подобные работы еще остались: «Буратино» — в полуумирающем состоянии, «Крокодил», «Стрекозы», которые мы делали с сокурсниками, «Общежитие белых ворон». «Ежика» не дают мне никак убирать, но я и не хочу. Я довольно горд этой работой, которая планировалась, как временный объект. Я его постоянно реставрирую и возвращаю на место. Это процесс уже кажется мне бесконечным. Уже не знаю, как его «законсервировать», а остальные работы надо менять.
— Правда, что макет ежика приснился вам во сне?
— Наверное, журналисты домыслили. На самом деле, он возник, как ирония на скульптуру пограничникам Украины, которая находится по соседству. Я очень много негативных отзывов слышал о ней и решил сделать, как противовес этому пафосному объекту, милого ежика, который смотрит на лошадку. Работал месяц или полтора. Именно после этого пересечение улиц Золотоворотской, Рейтарской и Георгиевского переулка начало притягивать к себе людей. Ежик вызывает только позитивные эмоции. Пограничники празднуют с ним свой профессиональный праздник, выпивают, одевают фуражку. Детки готовят ему на зиму варежки, шарфики, приносят яблоки.
— У многих, кто не читал рассказ Сергея Козлова и не смотрел одноименный мультфильм, возникает вопрос почему ежик называется «Лошадка»…
— Я стараюсь заставлять, чтобы люди думали сами, нет нужды объяснять. Нужно будоражить сознание публики. Идею придумать сложно, а воплощать, когда получается, просто. Ко мне обращаются с задачей, дальше я вынашиваю идеи. Долго хожу, думаю…Может пройти три дня, а может полгода. Художник — это, как фильтр, который содержит в себе какую- то информацию, собирает ее, интерпретирует по- своему и выдает результат.
— Какая из Ваших работ самая любимая, а какая самая сложная?
— Очень сильно люблю «Балерину» на Стрелецкой улице. Получился трогательный, воздушный образ, создать который меня попросили жители, положив записку. Там должна была быть совершенно другая концептуальная скульптура «Спички». Деревянному ровному стволу я сделал квадратные грани и уже хотел сверху цеплять спичечную головку, а потом появилась просьба с балериной. Сложные все работы одинаково, потому что не похожи на предыдущие. Интересные получились детские портреты, разбитые на пиксели, рядом с балериной, ведь никогда раньше таким не занимался.
— Для Вас, как для скульптора, не имеет значения с каким материалом работать?
— Нет. Деревья — это страшно опасная штука, особенно засохшие, они могут в любой момент упасть, повредить чье-либо здоровье или имущество. Какой скульптор себе простит, что дерево упало на коляску с ребенком? Это же ужасно. Но речь идет не только о самой технической эксплуатации, а насколько объект приживется.
— В Европе советуются с гражданами по поводу уличных и парковых объектов?
— Любой объект — маленький или большой – они изначально ставят временным, особенно, если это населенное место. Установили и месяц ждут реакции жителей, прохожих, гостей. Анализируют – нравится или нет, вписалось или нет. Архитектор с художником могут фантазировать все, что угодно, а люди либо принимают этот объект, либо категорически не принимают. Тогда скульптуру переставляют на другое место , потом на третье, на четвертое, пока она не найдет себя. А может и вообще не прижиться в городе или в определенном пространстве. Значит, рано, может быть, ее сделали: или автор слишком прогрессивный, или просто неудачное решение.
— В Киеве достаточно уличной скульптуры?
— Я не считаю, что есть недостаток. Я не в праве так мыслить, только киевляне должны выражать свою точку зрения по этому поводу. Некоторым, к примеру, очень не нравится Пейзажная аллея и это тоже их право. Я занимаюсь своим делом, не чтобы восполнить недостаток, а потому что мне интересно. В свою очередь во Вроцлаве, Будапеште, многих европейских городах практически на каждом углу тематические небольшие объекты. Это обеспечивает и притяжение туристов, и уважение местных жителей. Здорово!
— А как Вы оцениваете киевские памятники?
— Самые замечательные, классические, бронзовые — Николаю Щорсу и Богдану Хмельницкому. Плохих много, даже не хочу перечислять.
— Как-то Вы сказали, что столице не хватает воплощения образа Полиграфа Шарикова, а также памятника Ивану Фундуклею…
— Шариковых сейчас действительно очень много развилось. Фундуклей же, как образ местного жителя, очень уважаемого человека, по-моему, даже не в качестве скульптуры необходим, а живого персонажа, к которому бы точно так же общество относилось и прислушивалось. Тогда у Киева был бы свой покровитель- старейшина.