Вот уже больше месяца, как в Украине объявлен режим прекращения огня. Для людей далеких от фронта оно может показаться эффективным, но те, кто соприкасается с проблемами и нуждами украинской армии, говорят о перемирии с иронией. Директор общественной платформы «Волонтерская сотня» Наталья Воронкова, которая отвечает за снабжение военных госпиталей и раненых участников АТО в тылу и на фронте, тоже не говорит о временном мире как о чем-то свершившемся. Зато в интервью для ГолосUA она всерьез рассказала, как обычные люди делают то, что не под силу государству.
— Министерство обороны анонсировало зачисление в штат волонтеров, которые проявили себя как успешные менеджеры. Оно уже выполнило свое обещание?
— Это не совсем принятие на работу. Был создан координационный центр при Президенте Украины, куда, в том числе, вхожу и я, и Министерство обороны объявило о сотрудничестве и готовности делиться. На работу они взяли единственного человека, который был назначен помощником Гелетея. На данный момент, когда нету Гелетея, я не знаю, на каких правах будет работать этот волонтер в Министерстве и каковы будут его обязанности.
— А как смена министра обороны отразится на сотрудничестве волонтеров с ведомством в целом?
— Кто-то ждал отставки Гелетея, — мне она кажется преждевременной, ведь диалог с Гелетеем только начался, мы добились того, что Минобороны начало нас слышать. Сейчас пришел новый человек… Я не уверена, что это не повредит тыловому обеспечению ребят. Конечно, не моя сфера – тыловое обеспечение, моя сфера – медицина и поставки лекарств, а пока тот человек, с которым в Министерстве обороны мы сотрудничаем, остается на своем месте – это начальник Медицинского департамента Андронатий Виталий Борисович. У нас с ним диалог более-менее налажен – где-то мы слышим друг друга, где-то хотелось бы улучшить контакт.
— В каких медикаментах на данный момент армия испытывает наибольшую необходимость?
— Госпитали на данный момент обеспечены нормально. Они прошли тендерирование, не особо просят о помощи, только ситуативно, в каком-то отдельном тяжелом случае, когда необходимы очень дорогостоящие медикаменты. Чтобы не проходить процедуру длительной закупки как госструктура, им проще попросить у волонтеров помощи.
— Но медицина военного времени не ограничивается госпиталями…
— Да. Сейчас пришло то время, когда у солдатов с сильно раздробленными костями подзажили раны, они (солдаты – прим. ред.) сходили в отпуск домой, и по второму кругу теперь возвращаются в госпиталь, чтобы им там поставили пластины, стержни. Средняя сумма на каждого – от 10 до 20 тысяч гривен. Вот этим мы занимаемся, оплачиваем это.
Знаете, пока ребята в госпитале, у них все хорошо по медикаментам, но когда они выписываются, им продолжают назначать лекарства, и в этом случае они могут обращаться к нам. Мы не выдаем деньгами на руки: ребята приносят рецепт от врача, и мы стараемся обеспечить их этими лекарствами. К тому же, мы занимаемся не только Киевским военным госпиталем, но и всеми госпиталями Украины и другими больницами, которые принимают наших ребят. И больницы передового края мы тоже обеспечиваем – это больница Артемовска, в частности. Туда мы поставляем и медикаменты, и одни из самых дорогостоящих вещей – это аппараты внешней фиксации. 10 аппаратов только на бедро стоят в районе 25 тысяч гривен. Только 10 аппаратов на бедро, а еще нужны на голень, на плечо, на предплечье… Вот недавно поступил заказ и на Артемовск, потому что они там просто закончились, ведь у нас «перемирие», и на Красноармейск. Мы помогаем медикам, которые работают на передовом крае. Они нам дают свои заказы, естественно, мы их перепроверяем, чтобы знать откуда и куда все идет, и стараемся покрыть потребности в медикаментах.
— Что Вы можете сказать о медицинском персонале, как старшем, так и младшем? Он присутствует на передовой в достаточном количестве?
— Врачи оказались наиболее подготовленными к данной ситуации. Да, им было тяжело: они не привыкли к такому потоку раненых с тяжелыми огнестрельными ранениями, у нас не было войны давно, с Афганистана. Многим пришлось свои навыки вспоминать. Но если врачи справлялись, даже валясь с ног после трех суток на операциях, то младшего персонала просто не хватало, а те, что были, не привыкли к такой нагрузке, поэтому наши волонтеры работали и работают в отделениях.
В Киевском госпитале, к примеру, проблем с младшим персоналом нет, потому что там работает половина наших волонтеров, которые выполняют роль уборщиц, санитарок, сиделок…
Конечно, со временем младший персонал приобрел определенный опыт, и теперь не хватает врачей ЛФК (Лечебная физическая культура – прим. ред.), реабилитологов. Хотелось бы, чтобы больше занимались ребятами уже после операций, после прямой угрозы жизни.
— Насчет реабилитации бойцов АТО… Ребят что, просто выписывают и все?
— Реабилитация в Украине отсутствует. Ребят выписывают, и где-то кто-то точечно пытается помогать. Многие санатории берут ребят, а еще спасибо реабилитологам, которые согласились работать бесплатно. Но централизованная реабилитация у нас отсутствует.
На совещании в Администрации Президента было принято решение, что все военные госпитали для ветеранов будут предоставлены в пользование как раненым бойцам Вооруженных сил Украины, так и Министерства внутренних дел, и Нацгвардии, для реабилитации. Но мы же понимаем, что такое госпитали для ветеранов: там нет специального ортопедического оборудования, там нет реабилитации для спинальников (людей с травмами позвоночника – прим. ред.), там нет нейрохирургической реабилитации для ребят, которые в голову получили ранения, там нет специальной адаптации для протезников (людей с искусственными заменителями частей тела – прим. ред.). То есть психологическую реабилитацию участники боевых действий там проходить могут, реабилитацию на уровне лечебной физкультуры при условии легкой травмы они могут, но те, кому нужно серьезно стопы, колени разрабатывать, там этой помощи не получат.
— Вы уже сейчас видите предпосылки серьезных психологических травм среди участников АТО?
— Я очень не хочу, чтобы они произносили фразу: «А зачем мы там тогда стояли?».
К примеру, на прошлой неделе ребята приехали на ротацию. Я им звоню: «А чего вы молчите, чего не звоните и не сообщаете, что вы уже здесь?». Они отвечают: «Ты нас пару дней не трогай» – «Что такое?» – «Во-первых, у нас нарушение сна из-за «режима» блокпоста, а во-вторых, мы должны немножко прийти в себя» – «Да что же такое?!» – «У нас психологическая травма». Это люди сами про себя говорят! Мужчинам с большой буквы тяжело такое признать, это можно только другу сказать. Я попыталась выяснить, в чем проблема, и ребята сказали: «Мы приехали и увидели, что Киев гуляет. У вас тут дискотеки, тусовки, а мы там, под пулями…».
— Скоро зима. Некоторые думают, что зимой война закончится, ведь ни одна из сторон не готова к боевым действиям при ухудшении погодных условий. Как идет подготовка украинской армии к зиме со стороны волонтеров?
— Все думают, что война уже закончилась. Это я говорю по наблюдениям того, как помогают в госпитале сейчас. Посмотрите мои интервью двухмесячной, трехмесячной давности: я говорила там, какие киевляне крутые, и не только киевляне, но и люди из области – они несут, как муравьи, все для блага армии. Но больше такого нет.
— Почему?
— К сожалению, подписание каких-то соглашений в Минске и просто слово «перемирие» наводит людей на мысль, что все хорошо. Я стесняюсь спросить: 500 человек в госпитале в один момент взяли и выписались? Куда они делись? Они испарились? Им не надо воды, чая, сока? Мне даже обидно от того, что вот так, в один момент люди просто забыли. Я боюсь, что точно так же будет и после войны. Мне очень обидно за этих пацанов.
На помощи госпиталю очень четко прослеживается потеря интереса к пострадавшим сейчас. Когда был Иловайский котел, люди деньги бросали на карточку, несли в госпиталь. А сейчас – «перемирие»…
— То есть, по вашему мнению, никакого перемирия нет?
— Я вам расскажу о перемирии. В начале октября я была в Артемовске. На моих глазах, под слово «перемирие», привезли мальчика, который подорвался, его не спасли, не довезли, потому что у скорой не было хороших проблесковых маячков – больших, ярких – и не было «сигналки». Там, в зоне АТО, проезд скорой – это игра «пропустят, не пропустят», спорт «довезем, не довезем». Мальчик погиб на моих глазах. Спустя несколько дней я была там во второй раз, и на моих глазах привезли мальчика, которому оторвало обе ноги. Позавчера в госпиталь пришел борт – 16 человек, из них 2-3 человека – ампутанты. Они приехали из-под счастья во время «перемирия».
А люди верят в перемирие. Вы, наверное, читали посты в Facebook, которые рассказывают, как в метро не пропускают мальчика в военной форме, потому что у него нет с собой корочки о том, что он является участником боевых действий. Неужели мы можем быть неравнодушными, только когда вокруг нас горе? Неужели для того, чтобы в нас проснулось желание помогать другим, нужно, чтобы вокруг умирали люди в больших количествах?