Несмотря на свои 75 лет и убеленную сединами голову, близкие, друзья и поклонники добродушно-фамильярно величают его Бубой. Его вкрадчивый, слегка прокуренный и с особой хрипотцой голос перепутать с другим невозможно. Его кинороли давно разобрали на цитаты, а песни стали поистине народными. Об активной гастрольной деятельности, своем отношении к жизни и людям, об истинном понятии счастья и дружбы в эксклюзивном интервью «ГолосUA» рассказал певец, киноактер, сценарист, кинорежиссер, автор песен, народный артист Грузинской ССР, лауреат Государственной премии СССР, лауреат Государственной премии Грузии Вахтанг Кикабидзе.
КОГДА ЛЮДИ ТЕБЯ ЛЮБЯТ, ИСЧЕЗАЮТ ГРАНИЦЫ
— Вахтанг Константинович, я, наверное, задам вопрос, который задавали тысячи раз. Тем не менее, ваше второе «имя» Буба – производное от Кикабидзе?
— Это лучше других знает мама. Ведь именно Буба стало первым словом, которое я почему-то произнес. Так и пошло – Буба, Буба, Буба…
— Имя ласкательное, но не менее личное. Многим ли людям позволено вас так называть?
— Многим (улыбается)! Одно время я не мог понять, почему многие в России со мной разговариваю на «ты». И потом понял, что виновата, скорее всего, песня. Ведь масса, она так устроена, что когда она тебя принимает, то считает, что ты человек из «его дома». Как будто ты его родной. Вначале я не понимал, почему они со мной так общаются. А сейчас понял: когда народ тебя любит, то пропадают какие-то границы.
— Мы встречаемся с вами в Израиле, где вы не впервые. У вас кроме концертов здесь есть какие-то другие «интересы»? Друзья, например, близкие…
— У меня здесь был самый близкий друг, который скончался пару лет назад, и все мои знают, что я не очень радуюсь, когда сюда еду, потому что его уже нет… Звали его Лало, мы вместе росли… Когда его семья уезжала, он даже не знал, где эта страна находится. И потом я написал песню для него, которая называется «Письмо другу».
В 1985 году я приехал сюда впервые на гастроли с ансамблем «Орера». Мы приземлились и увидели из окна, что ковер расстелили у трапа. Ну, думаем, наверное, какая-то правительственная делегация в самолете есть. И у трапа человек 500 стоит. Каждый держал какие-то бумажные свертки в руках. И когда мы последними вышли, они вдруг их раскрыли, и это оказались наши афиши. Держали их эмигранты-грузины. У меня даже сейчас в горле перехватывает. И друг Лало тоже там был…
— Сегодняшние гастроли приурочены к вашему 75-летию. Как-то скромно вы отмечаете юбилей. Ни прощального тура, ни громких уходов со сцены, ни последних концертов… Сколько еще лет вы видите себя на сцене?
— Не знаю. Трудно сказать. Как говорят евреи, до 120! (смеется) Если человек может работать – пускай работает! Эстрада ведь вещь специфическая и зависит от многих вещей: голос, здоровье. Главное, чтобы тебе не сказали: «Уходи!». Этот момент нужно почувствовать и вовремя понять.
У КАЖДОГО АРТИСТА ДОЛЖЕН БЫТЬ СВОЙ ПОЧЕРК
— Комфортно ли вам, как артисту, в нынешних условиях?
— Начнем с того, что шоу-бизнеса, как такового, вовсе нет. Такого «института» даже нет, но мы хотим, что бы он был. У нас какое понимание: если деньги платят, то это уже шоу-бизнес. Это явление как-то по-другому следовало бы назвать. А то, что я делаю, то делаю это всю жизнь. Часто замечаю, что когда на мои концерты попадают молодые, то уходят очень удивленными. Для них необычно то, что я делаю. Нет балета, нет дыма, драных джинс. Ничего нет! Только артист с тобой разговаривает. И у каждого артиста должен быть обязательно свой почерк.
— Вы можете сказать, чем вы так притягиваете слушателей и поклонников?
— Мне трудно так просто сказать. Я же не нарцисс, чтобы заниматься самолюбованием. Я всегда пел интересные песни на стихи прекрасных поэтов – это главное. Старался не сниматься в плохих картинах. У меня не так много фильмов, но среди них есть 5-6 действительно хороших.
— Где проходит та черта принципов, через которую вы никогда не переступите?
— Я стараюсь не сниматься в фильмах, которые мне не интересны творчески. А сегодня снимают много ширпотреба. Мне не нравятся сериалы. Были, конечно, такие случаи, когда предлагали сняться в рекламе за очень большие деньги. Но я отказывался, это было бы неэтично, и я сам бы себя перестал уважать. Это и есть ответ на ваш вопрос. То же происходит в искусстве. В кинематографе не используется литература и великие произведения. Потому что снять сегодня по какому-то литературному произведению фильм очень дорого. Поэтому и существуют однодневки, чтобы выколотить деньги, «сделать кассу».
— Многие актеры становятся заложниками одной своей, самой блестящей, роли. Не стали исключением и вы, я имею в виду «Мимино».
— Сценарий «Мимино», наверное, единственный случай в моей кинокарьере, когда картину специально писали под меня. На Западе это часто бывает, когда сценарий пишут под актера, а у нас — нет. Я принимал в этом участие, но не понимал вообще, о чем мы снимаем фильм, какие-то идиотские диалоги были… А когда первый материал посмотрели в Москве на «Мосфильме» и я увидел, как со стульев падает комиссия, то понял: это будет что-то интересное!
— За время нашего интервью вы невольно несколько раз произносили слово «счастье». Что вы вкладываете в это понятие для себя?
— Я счастливый человек. Я занимаюсь тем, что мне интересно, что люблю. В большинстве своем люди не любят свою работу, когда встаешь каждый день, идешь на работу и ничего не меняется. У меня хорошая команда, я люблю моих близких, семью, дочь, сына, двух внуков, правнучку… У меня много хороших друзей, страна, которую люблю, город, в котором живу. А что еще нужно для счастья?!