Удивительное дело: на сцене всего-то два персонажа, чьи драматические вокальные партии, не будешь напевать, выходя из театра, действие довольно статично, а декорации минимальны, однако как оказалось, даже такой непритязательный набор приемов художественной выразительности может держать в напряжении целый зал.
В этом убедилась публика на премьерном спектакле – опере Николая Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери» в Национальной опере Украины в пятницу, 10 февраля. Вечную историю о творческих муках и мучительной зависти, способной поразить своим ядом даже гения, зрители увенчали овациями. Снова и снова вызывая на поклон главных «виновников» этого мощного по накалу эмоций спектакля.
Камерная опера «Моцарт и Сальери» была написана композитором в 1897 году практически на нетронутый текст одноименной пушкинской «маленькой трагедии», в довольно сжатые сроки – за два месяца. Премьера состоялась в следующем году на сцене «Русской частной оперы» Саввы Мамонтова. Партию Сальери исполнил Федор Шаляпин, Моцарта – тенор Василий Шкафер.
Для выдающегося баса – Шаляпина партия Сальери долгое время оставалась знаковой и любимой наряду с Борисом из «Бориса Годунова» Мусоргского, Мефистофелем из «Фауста» Гуно. Роль Сальери позволяла певцу использовать весь арсенал своего актерского дарования, играть малейшими оттенками тембра. Известно, что даже финал оперы Шаляпин проживал по-разному. В одном случае его Сальери торжествовал, отравив Моцарта и избавившись от «соперника» на музыкальном Олимпе. В другом ужасался содеянному, осознав фатальный смысл фразы о гении и злодействе.
В Национальной опере «Моцарта и Сальери» не ставили ни разу, однако в начале прошлого века в этих стенах она звучала в сезоне 1901/1902 гг. Избранной публике посчастливилось услышать и Шаляпина, который побывал на гастролях в Киеве.
Напомним, что эта опера всего на одно действие и с минимум персонажей, осуществил режиссер-постановщик Анатолий Соловьяненко, который признавался, что на первый план вынесены не показные, видимые зрителю вещи, а «душевные переживания и философские размышления» главного героя – Сальери. Для опытного режиссера эта опера все же стала своеобразным дебютом в «малой форме», однако спектакль в итоге вышел продуманный, слаженный, цельный.
Отдельное спасибо стоит сказать художнику-постановщику Марии Левитской, мастеру, которой под силу любая творческая задача разной степени сложности. Одну из самых главных проблем – размеры сцены для такого камерного и даже сокровенного характера спектакля, Мария Левитская решила с помощью цвета (доминировал черный), световых акцентов (высокие канделябры и свечи, направленный луч прожекторов) и объемов (анфилада воображаемых комнат создавала сквозную перспективу и давала пространству необходимую глубину).
Партию «отравителя» Антонио Сальери (в реальной жизни отнюдь не завистника, а маститого композитора, неутомимого труженика и талантливого педагога) исполнил известный украинский бас Тарас Штонда. К слову, эта постановка стала своеобразным бенефисом артиста, который отпраздновал 50-летний юбилей и отмечает 25-летие творческой деятельности. Роль Сальери идеально совпала с масштабом таланта и той вокальной формой, которую сегодня демонстрирует этот солист.
Интонации его развернутых монологов были подобраны столь точно, что казалось, что на сцене мы видим фигуру, равную по глубине душевных терзаний любому из шекспировских персонажей. С каким упоением и чувством он вспоминает свой жизненный путь, как «предавался неге творческой мечты», через какие душевные муки прошел, взойдя на вершину служения музам. И вмиг утрачивает всю трепетность, говоря о Моцарте, которому сочинительство дается не сердечной болью и усидчивым трудом, а с легкостью «гуляки праздного». А ведь это ни много ни мало – попрание искусства. Он должен устранить «соперника» с помощью яда некой Изоры, чувствуя себя оружием в руках слепой судьбы, признавая, впрочем, со слезами на глазах, гениальность своего младшего товарища.
Слушая блестящую «безделушку» Моцарта, написанную наскоро, в час бессонницы, Сальери (Штонда) тянется рукой к собственному горлу. Он сражен талантом, но оттого крепнет в своем зловещем решении.
Партию Моцарта исполнил молодой тенор Валентин Дытюк. Его голос звучал гибко, лился свободно, демонстрируя легкие, без напряжения взятые верхние ноты. О жизнерадостности и добродушии композитора говорила сценка со слепым музыкантом. Заказав «из Моцарта нам что-нибудь!», он слушал, хохоча, слепого скрипача, играющего фальшиво арию из «Дон Жуана».
Но не до смеха было зрителям после моцартовской фразы: «Слушай же, Сальери, мой Requiem». Солистов хора, облаченных в черное (хормейстер Богдан Плиш) режиссер рассадил в ложах, по обеим сторонам бельэтажа, рядом с обычными зрителями. Оркестр, ведомый твердой рукой дирижера Аллы Кульбабы, звучал выразительно. Свет на сцене практически потух, все внимание на ансамбль. Очень сильный момент, едва ли не самый пронзительный во всем действе.
С ним разве что может соперничать финальный эпизод, когда зрителям, в глубине сцены является Вольфганг Амадей (понятно, что уснувший вечным сном благодаря яду Изоры) в окружении множества свечей и небесных созвездий. Сам ставший маяком в этом сонме великих прежде и бессмертных ныне.
Сальери, преклоняющий колени перед светом, который излучает теперь Моцарт, а всего лишь миг назад он был таким же «сыном гармонии». А как же злодейство, спросите вы?
Оно стало долгом, а может быть благом для того, кто верной рукой мерил алгебру гармонией.