Каждое утро в суетном и большом городе мы спешим кто куда: кто в детский сад, кто за новыми знаниями в школу или институт, кто на любимую работу в поисках позитивных и радостных эмоций, а также честно заработанной трудовой копейки. Но есть среди наших сограждан те, кто волею судьбы, случая или иных жизненных обстоятельств, ходят, как на работу, в совершенно другие места: в поликлиники и больницы. Именно они, очевидно, должны были первыми ощутить на себе все нюансы и прелести запущенной отечественным правительством 2 апреля медреформы. Почувствовали ли, и вообще, что испытали по этому поводу завсегдатаи медучреждений, какой опыт извлекли из процедуры подписания декларации с семейным врачом, которую рано или поздно, придется пройти всем и каждому в Украине, разбирался корреспондент ГолосUA.
10 утра. Солнечные блики. День, не так давно родившийся, и готовящийся войти в свою полную полуденную силу. Настроение замечательное. Вдруг откуда не возьмись – устойчивый запах «корвалола». Не то, чтобы идя на улицу Бориспольскую,30 в Киеве, где находится Поликлиника№2 Дарницкого района, я именно его и искала, но аромат красноречиво говорил: «Мой клиент». Поэтому, призвав на помощь главное оружие репортера – блокнот и ручку – направилась к пожилой женщине с палочкой.
«Скажите, пожалуйста, вы уже подписали семейного врача?», — робко начала я.
«Деточка, не подписала, и не планирую, ибо не верю, что мой врач мне поможет. Да и сколько мне жить осталось? Я сама – ходячий диагноз», — медленно проговаривая каждое слово, ответила она мне.
Этот короткий диалог вызвал живой интерес у женщины на вид лет сразу после 60-ти, которая стояла невдалеке. Дама направилась прямо ко мне.
«Милочка, вы интернируетесь медреформой? Зачем, почему в наших краях, что вы забыли в этой праведной глуши? Где мы, а где центр?», — спросила она, что в вольном переводе я могла понять, как «Где мы, а где медреформа?».
После такого приветствия мы разговорились.
«Знаете, мне не повезло. Моя врач слишком молода, и поверхностна, прежде всего, в своем отношении ко мне. Недавно у меня поднялась температура до 39, вызвала ее, весь день прождала, а она так и не пришла. Позже она мне объяснила, что наша встреча не случилась, потому что у нее дома маленькие дети, которыми она не может рисковать. А если она вдруг в декрет уйдет? Поэтому подписывать с ней договор я боюсь. А чтобы выбрать нового врача, нужен опыт, я должна заболеть, он должен меня вылечить, и вот тогда, если не умру, я, может быть, доверю ему свое здоровье. Кроме того, я должна заявить свой идентификационный код! Нет уж, увольте, пока потерплю, может что-то поменяется», — объяснила мне мадам.
Аккуратная стрижка, четкая речь, достоинство в каждом движении. Вот он – портрет советской интеллигенции. Яркая её представительница была поймана мной на выходе из поликлиники, и стала следующим интервьюируемым. К тому же, она оказалась бывшим медиком. А бывших, как известно, не бывает, поэтому её взгляд после целой жизни, посвященной спасению других жизней, мне представился особо ценным.
«Я подписала своего врача практически сразу. Более того, еще за 4 месяца до этого никаких других альтернатив даже не рассматривала, так как доктор у меня хороший. Но, после подписания, признаюсь честно, меня постигло разочарование. Не то, чтобы мой семейный врач стал хуже разбираться в каплях и пилюлях, знания никуда не делись. Она не стала менее компетентной. Но качество осмотра и общения с врачом, как услуги, значительно снизилось. Раньше в очереди к ней было 2-3 человека, сейчас – минимум 15. Приходится часами ждать, чтобы попасть в кабинет. Захожу, но она особо не обращает на меня внимания, у нее просто нет времени. А врач, особенно для пожилых людей, это не тот, кто лечит только тело, — ведь пожилого человека полностью вылечить нельзя, — но и душу, а душа очень часто лечится словом», — высказалась бывший медик.
Гораздо больше времени на выбор врачевателя планирует потратить молодая мамочка с ребенком.
«Знаете, придумали нам проблему. Я, очевидно, буду откладывать решение этого вопроса до последнего, поскольку еще не уверенна в нашем докторе».
Бабушка в ярком цветастом халате и металлической челюстью, на мой вопрос о поисках своего Авиценны, ответствовала с невозмутимым, почти олимпийским спокойствием: «Да, подписала. А что, собственно изменилось? Доктор, с которым заключен договор, лечил меня практически всю мою жизнь, и будет это делать дальше. И потом, в нашей стране семь пятниц на неделе, все еще тысячу раз изменится, помяните моё слово».
Девочка, проходящая медосмотр в компании стильной бабули, тоже привлекла мое внимание. Старшему поколению этого семейного дуэта было что мне сказать: «Это какой-то кошмар! Начнем с того, что я врачам не доверяю. Моему доктору важно только количество пациентов, у него цель – быть обеспеченным работой, поэтому сейчас он занимается не лечением, а агитацией и пропагандой собственных услуг. О качестве работы, её результатах, никто даже не заикается».
Незаметно сама для себя оказалась внутри медучреждения. В коридоре под одним из кабинетов сиротливо сидела женщина. Присела рядом. Против моего общества явно не возражали. Разговор завязался.
«Пока весь этот дурдом не закончится, ничего делать не буду. Я, слава Богу, на своем веку не болела. А тут оказалась только потому, что внук заболел, выхаживаем инвалидность. А заболею я – к врачам обращаться не стану, пускай меня вперед ногами вынесут. Кстати, пока тут сижу, сходила на разведку в регистратуру. Дело в том, что мы переехали сюда с киевского Подола, никого тут не знаю, подумала, авось посоветуют приличного доктора. Направили в кабинет на третий этаж. Там сидит 80-летнее бревно. Ну, скажите, кого она способна вылечить и прослушать?», — эмоционально выпалила она.
Мой вопрос явно задел эту женщину за живое. Она продолжила: «От щедрот нашего правительства мне перепало 54 гривны добавки к пенсии, получаю 1554 гривны. Как на это жить, а тем более лечиться? На мне блуза, которую когда-то мне выдали в счет зарплаты. А сейчас у нас внук заболел. Для того, чтобы поставить ему правильный диагноз, мы прошли множество клиник и врачей, сделали пять УЗИ, пока, наконец, эскулапы не поняли, что случилось с ребенком. Ну, какое после этого доверие к медицине? Они говорят, что все стало удобно и замечательно, появилась электронная запись. Но у нас, например, нет компьютера, дочь четыре дня к соседям ходила, чтобы записаться, и не получилось», — раздосадовано сообщила женщина, после чего я ее оставила, решив переместиться под тот самый кабинет на третьем этаже.
Под кабинетом меня приветливо встретил дедуля. Очень живой. Эту живость в нем выдавала улыбка.
«Я ничего не подписывал и подписывать не буду. Видите ли, статистика – это наука, которая позволяет манипулировать. Цифрами очень легко жонглировать. Вот они говорят, что уже 1 миллион человек подписали какие-то бумаги. А я не хочу быть элементом манипуляции. Мне уже 81, финал скор и понятен. Зачем мне кому-то улучшать показатели?!», — высказался дедушка, и обратил свой взор на знакомую даму преклонных лет приятной наружности, присевшую на скамеечку.
В этот самый момент от очереди отделилась женщина, и, подойдя ко мне, почти заговорчески, шепнула: «Доктору в этом кабинете 80 лет. Ну что с ней можно подписать?».
Потом я встретила женщину лет 50, которая пришла в поликлинику узнать, нужно ли уже подписывать договор: «Я пришла сюда сразу после «старта» реформы, но тогда моя врач сказала, что сама еще не знает, что нужно делать, поэтому попросила подождать с подписанием договора, и прийти через месяц-два».
Бабушка в красной блузе и чёрной жилетке пожаловалась мне, что не может подписать декларацию с врачом из-за медсестры: «Участковая у меня хорошая, а вот медсестра всё время создает проблемы. Я диабетик, когда прихожу за рецептом, то приходится часами ждать. Ей 70 лет. Она моя ровесница. Я понимаю, что хочется работать, но нужно себе отдавать отчет в том, каковы твои силы и возможности. Вот поэтому я еще думаю, что делать».
Отчаянное раздражение врачом пенсионного возраста выразила также бабушка на костылях. Она вышла из поликлиники расстроенная, и очень медленно, с большими усилиями совершая каждый шаг, направлялась домой.
«У меня очень злая участковая, и лечить она уже не способна. Посмотрите, как я хожу? Мне ампутировали часть ноги. И вот я зашла в кабинет – а врач накричала на меня, зачем я приперлась сегодня, нужно было прийти вчера, а сегодня у нее для меня нет времени. Я сказала ей, что у меня болит сердце, и те лекарства, которые она мне прописала, мне не подходят, меня от них тошнит, а она мне — «Это уже возраст, ничего поделать нельзя». Раз нельзя, то почему я должна что-то с ней подписывать? И кто знает, будут ли лучше лечить после этого? Ведь финансирования пока нет. Я вот до сих пор ношу зимние сапоги, на «ортопзаводе» несколько месяцев назад изготовили летнюю обувь, а выдать не могут – так как за них государство еще не перечислило деньги», — излила душу пожилая женщина на костылях.