Теплый дом, домашний очаг, сильные папины руки и ласковые, нежные мамины – это та естественная жизненная среда, где должна формироваться полноценная личность. Именно на то, чтобы дать каждому ребенку дом, маму, папу, любовь и заботу, как уверяют правительственные чиновники, и нацелена реформа системы институционального присмотра. Однако, как показало общение корреспондента ГолосUA, с теми, кто в этой системе работал и работает, кто знает, как она устроена и ежедневно функционирует, не все так просто. И уж точно сделать всех одинаково счастливыми сразу ни у кого не выйдет.
Крах инклюзивного образования
В Запорожском областном доме ребёнка «Солнышко», на удивление тепло встретили. Пообщаться согласились, но через 20 минут, сослались на занятость главного врача. Позвонив в оговоренное время, сказали, что у них срочное совещание, и диалог возможен уже через 40 минут. А потом на амбразуру бросилась секретарша, и выпалила: «Мы в курсе этой инициативы, указания нами получены, мы их изучаем, и будем выполнять. А что, разве существуют какие-то другие варианты?»
Однако подобного рода реакцию можно воспринимать как манну небесную, поскольку все попытки услышать живой голос на другом конце провода, набрав номер телефона столичного детского дома «Малятко», оказались тщетными – звонки в пустоту, никто не отвечал на протяжении нескольких дней. Хотя, не исключено, что просто поменялся номер телефона, а «Гугл» знает не все.
Святошинский детский дом-интернат для мальчиков с инвалидностью оказался более открытым. И. о. директора Лариса Хоменко с порога стала убеждать, что они как учреждение не против реформироваться, и не боятся потерять работу, однако, по факту, больные дети, которые являются их подопечными, не очень кому-либо и нужны.
«С 2009 года из нашего интерната был усыновлен всего один ребенок. При том, что все наши дети имеют документы, которые разрешают им обрести семью. У нас сейчас проживают постоянно 18 сирот – это дети до 18 лет, и 21 человек в возрастной группе от 18 до 35 лет – тоже сироты. А 168 детей-инвалидов – находятся с нами 5 дней в неделю, а на праздники и выходные их забирают домой. Они имеют родителей, но приезжают к нам учиться, поскольку идея обучения их в инклюзивных классах обычных школ претерпела крах – потому что в системе среднего образования нет специально обученных людей, способных работать с детьми, имеющими особенные потребности такого рода», — рассказала Лариса Хоменко.
Она отметила, что и сама прекрасно понимает все минусы того, что ребята находятся в закрытых интернатах, ведь «дети получают все готовое и практически не способны к социализации».
«С другой стороны, объективно, учитывая степень проблем со здоровьем наших детей, очень сложно себе представить, что кто-то из них способен будет адекватно социализироваться в обычном мире. Только 2-3 мальчика из 168, которых привозят родители, возможно, смогут найти себе заработок на должности уборщика либо грузчика. Мы в этом не виноваты, у них такие природные диагнозы», — уточнила Л. Хоменко.
И. о. директора Святошинского детского дома-интерната обратила внимание, что нахождение больного ребенка у них на протяжении рабочей недели, «развязывает маме с папой руки, и они могут что-либо заработать для семьи и этого ребенка».
«Если нас как структуры не будет, куда отправятся эти 168 больных детей, и что будут делать их мамы? Нужно учесть, что 30% всех наших воспитанников имеют сложные психопатические патологии. И в пубертатный период и фазу разных обострений, спровоцированных, например, сменой погоды, к которой такие дети очень чувствительны, у них наблюдаются приступы повышенной агрессивности, которая несет опасность окружающим. И что в пору таких приступов с таким ребенком будут делать в детских домах семейного типа, мне лично сложно представить. Поскольку единственное, что мы можем сделать с одним педиатром и штатным психиатром, — это просто вызвать бригаду из психиатрической больницы Павлова, которая приедет и уколет успокоительное. Если детей до 18 лет больница может взять к себе и пролечить какое-то время, то чтобы направить к ним в час обострения подопечных старше 18 лет, сейчас уже нужна санкция суда, что намного усложнило нам жизнь», — высказалась Л. Хоменко.
Она также подчеркнула, что «семья – хорошо, но попавший в нее больной ребенок останется сам наведение со своими проблемами, а в интернате хоть какое-то общение».
Равнодушие и окаменелость сердца
Волонтер Украинской благотворительной сети, Вера Гаврильцев из Ивано-Франковска, сказала, что реформирование назрело, но «основная проблема интернатов — это равнодушие руководства».
«Семья однозначно лучше, чем интернат, потому что система, которая есть сейчас, ужасная. Трудно помогать детям, так как 80 процентов времени приходится бороться с системой. Для многих руководителей — это бизнес или нелюбимая работа. Именно поэтому крайне важно, чтобы был качественный отбор кадров, чтобы от директора до медсестры — это было призвание. Сейчас же — сплошная небрежность, равнодушие и окаменелость сердца. Они сами не верят, что у детей есть будущее в направлении усыновления или образования. Многие из них даже против усыновления, так как каждый, кого взяли — это минус для них в количестве работников и государственных ассигнований», — пояснила В.Гаврилцьев.
Поддержала коллегу волонтер Альбина Гуменюк из Каменца-Подольского. Она высказалась, что это хорошее начинание, но с сожалением заметила, что «общество ещё не готово к нему».
«Все подобные проекты в основном держатся на энтузиазме христиан, которые руководствуются библейскими заповедями. Но, чтобы все интернаты и дома малюток были расформированы, ни у государства, ни у домов милосердия, критической массы желающих изменений людей для этого нет. В ближайшие 5 лет этот проект не реализуется, и руководители интернатов тут не причём — они всего лишь нанятые работники. В условиях наших реалий, эта новация даже если и будет введена, то практической пользы от нее будет мало, и вряд ли все дети из интернатов резко окажутся в семьях. По результатам первого года можно будет делать выводы», — уточнила А. Гуменюк.
Что имеем, не храним
Эксперт по защите прав детей Людмила Волынец из Киева настояла на том, что следует разграничивать два абсолютно разных понятия: саму стратегию правительства и план мер по ее выполнению. Хотя, отметила она, и там, и там, все построено так, «будто бы в Украине ничего не происходило с 2005 года по нынешнее время – не было активизации национального усыновления, не было развития семейных форм воспитания».
«И это основная проблема разработчиков стратегии. Они описывают, что в Болгарии уменьшилось в результате подобных действий количество интернатных учреждений. Они не забывают нам рассказать, как это получилось в Молдове. Но украинский опыт стыдливо обошли стороной. А если взять и поднять статистику, то в период с 2005 по 2012 год количество детей, воспитывающихся в интернатах, уменьшилось в три раза. Не на 30%, а именно в три раза», — заверила Людмила Волынец.
По ее словам, «в период с 2005 по 2009 год количество детей, воспитывающихся в приемных семьях и детских домах семейного типа, увеличилось с 1000 до 10 000, а авторы стратегии стремятся подать свой документ так, будто это новая идея».
«В 2009 году у нас был пик усыновлений. Было усыновлено 2500 детей гражданами Украины. Сейчас в интернатных учреждениях воспитывается порядка 7000 детей-сирот. В то время как в 2004 году эта цифра достигала 60000 тысяч. Нельзя игнорировать свои наработки за 12 лет, и при этом очень подробно описывать международный опыт. Поэтому можно сделать вывод, что в Украине накоплен опыт и реформ в этой области, и сдерживание этих реформ. Получилась мимикрия», — пояснила эксперт по защите прав детей.
Людмила Волынец настояла, что авторы стратегии не понимают, что интернаты – это следствие, «и для того чтобы бороться с интернатами – нам нужно менять отношение к ребенку, к семье».
«Скажем, в стратегии написано: «Запретить устраивать в дома малютки детей до 3-х летнего возраста». Аплодирую, замечательно. Но у меня возникает вопрос, а что делать с этими детьми, куда их девать? Какой шанс у них на будущее? Мы же слышим, нашли ребенка в мусоре, мама бросила ребенка на трамвайных путях, в конце концов, маму посадили в тюрьму. И куда идут эти дети? Ответа в стратегии я не нашла. А все потому, что авторы предлагают бороться со следствием, а не с первопричинами. В стратегии даже не прописан минимальный пакет документов, который должен иметь ребенок, которого мы не берем в интернаты, а отдаем в семью», — заметила эксперт.
Л. Волынец обратила внимание, что правительство предлагает внести изменения в порядок финансирования приемных семей и детских домов семейного типа.
«Я понимаю, что когда шла война за то, чтобы перевести детские дома семейного типа на финансирование из государственного бюджета, забрав эту ношу из местных бюджетов, которые не могли обеспечить им должного развития, авторов стратегии эта проблема не волновала. Только следует вспомнить, что в то время, и при такой модели финансирования, детских домов семейного типа в стране было всего 40, и воспитывалось в них лишь 400 детей. Местному бюджету, куда сейчас пытаются вернуть финансирование детских домов семейного типа, такие траты не под силу. Кроме того, эта норма стратегии вступает в прямой конфликт с 52-й статьей Конституции, которая прямо возлагает заботу о таких детях на государство», — обосновала эксперт.
Сирота — не значит серый и убогий
После столь резкой критики новых разработок и идей, захотелось услышать и тех, кто является автором новой концепции. Звонок в Харьковский областной специализированный дом ребенка №1 неожиданно подарил разговор с главным врачом Романом Марабяном, который, как оказалось, является членом рабочей группы, призванной внедрить в жизнь грядущую реформу.
Основной целью стратегии Кабмина, по словам Р.Марабяна, является минимизация, а в перспективе сведение к нулю в 2026 году соприкосновения ребенка с системой интернатных учреждений.
«Как мы это видим. В Украине сейчас 39 домов малютки, куда принимают детей до исполнения 4 лет. Планируется, что в случае отказа от ребенка, его определяют в патронатную семью сроком на год. За это время патронатная семья должна найти ребенку новых родителей. Если не получилось, то ребенок переводится в детский дом семейного типа».
Р. Марабян особо отметил, что интернаты спекулируют больными детьми и прикрываются ими, чтобы их не закрыли.
«Но, с 26 000 детей, которые, по моей информации, сейчас находятся в интернатах и домах ребенка, всего 1500 – это тяжело больные дети. И вот все остальные дети – заложники этих 1500 больных детей. И нам нужно сделать так, чтобы здоровые дети попали в семьи, а те «тяжелые» получили все возможности для нормальной жизни и лечения – для них планируем создать маленькие интернаты максимум на 12 детей», — объяснил он.
По мнению Р. Марабяна, самая большая проблема нас как страны и общества, что «нам не стыдно за то, что в детских домах и интернатах есть дети, а директора детских домов и интернатов не хотят отпускать детей от себя, так как боятся остаться без работы».
«Хотя задача любого нормального директора — всячески добиваться усыновления детей. Когда я 10 лет назад возглавил детский дом, у нас было 145 воспитанников. Сейчас их у нас всего 12. Остальные дети ушли в семьи. Но мы не закрылись, а перепрофилировались, и ни один сотрудник не остался без работы. Нашлись деньги на их обучение и изменение подхода к функционированию учреждения. Теперь мы помогаем в реабилитации больных детей, учим их мам обращению с ними и жизни в сложившейся в семье ситуации», — рассказал Р. Марабян.
Член рабочей группы по внедрению реформы правительства уточнил, что уже в сентябре во всех областях при содействии губернаторов будут созданы специальные штабы, которые начнут проводить полный аудит инернатных учреждений.
Педагог с большим стажем, Магдалина Бугай из Закарпатья уже не является частью системы институционального присмотра за детьми. Но у нее есть 2-х годичный опыт руководства Чинадиевским детским домом для детей дошкольного и школьного возраста.
М. Бугай поделилась, что когда пришла в детский дом, то «со стен текла вода, у детей были вши, не было понятно, кто мальчик, а кто девочка».
«Они были запуганы и запущены. Спустя три месяца, после большой работы и длительных бесед с персоналом, удалось переломить ситуацию. Мы вывели вшей, у девочек отросли косички, мы выделили им достаточно одежды, а не одно-два платья на месяц. И когда эти дети выступали на одном из творческих конкурсов, люди, отвечающие за его проведение, не верили, что они из детского дома. Мне пришлось продемонстрировать личные дела подопечных, чтобы чиновники убедились, что они из Чинадиевского детского дома. Потому, что по общественному убеждению, — детский дом и сирота так выглядеть и выступать не может», — разоткровенничалась педагог.
Магдалина Бугай акцентировала внимание на том, что пока что существует предубеждение, что детский дом – это серый и убогий ребенок, «хотя все дети разные, как в жизни».
«На самом деле, все зависит не от ассигнований государства, не от стратегий, которые, возможно, и нужны, а от того, что для руководителей детских домов и чиновников главнее – ребенок или собственные интересы. Человеческий фактор еще никто не отменял, и совершенно не важно, какая вывеска будет на заведении, и где будут заботиться о детях, если о них там и правда будут заботиться», — резюмировала Магдалина Бугай.