Новый фильм «великого и ужасного» Квентина Тарантино – «Джанго освобожденный» — разделил его поклонников на два лагеря. На тех, кто «за», и на тех, кто «против» — по отношению к данной киноадаптации вестерна. Жанра славного своими традициями, героями, то есть ковбоями. В новой ленте хорошо играют Кристоф Вальц, Леонардо Ди Каприо, Кэрри Вашингтон, Сэмюэль Л. Джексон. Но все равно этот проект – игра только одного человека – Тарантино.
Все, за что бы ни взялся Квентин в искусстве кино, образно говоря, находится на мусорной свалке. На большом таком хранилище киноштампов, киноотходов, кинотрюизмов. И всегдашнее мастерство Квентина в том и состояло, что, используя уже измятую фольгу или выцветшую на солнце разноцветную бумагу, он умудрялся возделывать из этих «отходов» удивительные «цветочки зла»! То есть свои иногда неподражаемые фильмы. Такие себе штучные изделия, которые и могут сотворить только отдельные старушки-мастерицы, коптящие над «мотлохом», из которого впоследствии рождаются рюшики для надгробий.
Собственно говоря, этим же занимается и Квентин. Он берет ножницы (а то и топор), затем кромсает трэш-залежи мирового кино. И на основе его авторских спецопераций возникают оригинальные диковинные создания: «Убить Билла», «Бешеные псы», «Криминальное чтиво», «Бесславные ублюдки».
Ему одному, пожалуй, в мировом искусстве кино и удается вдохнуть жизнь в прежде безжизненный кинокартон (казалось бы, давно заезженных мелодрам или заплесневелых вестернов).
Ох и трудна деятельность Демиурга, вкалывающего на свалке! На примере «Джанго освобожденного» то и дело возникают тревожные предчувствия: то ли ножницы у Квентина заржавели, то ли топор притупился? Однако прежнего изыска и блеска (а также прежнего буйства новой жизни и красок) в его а-ля постмодернистской перелицовке вестерна на новый современный лад – как бы… того… /> В «Джанго освобожденном» – рассказ о рабе, который не хочет быть рабом, а также рассказ о рабовладельцах, которые всегда звери. К этому вечному протагонизму добавлен еще и немецкий дантист (доктор Шульц): он охотится за важными головами и выкупает нужного раба. И вот в этом «Джанго» за три часа экранного времени просто-таки возвышается волшебная гора тарантиновских штампов, анекдотов, бессмысленных диалогов, ожидаемых трюизмов, предсказуемых поворотов, жестоких сцен, действенного бездействия.
Поневоле во время просмотра и возникает мысль: а может это просто пародия самого Тарантино на себя нынешнего? На 50-летнего человека (в марте, кстати, у него юбилей), уже просто уставшего ковыряться на кинематографической свалке, уставшего от «рабства» старых киноштампов (хотя оные прежде у него выстреливали новыми смыслами и казались бесконечной игрой Квентина в свои детские кинокомплексы). Но вот, видимо, вырос и даже перерос. И этот же человек с кризисом среднего возраста в финале своей картины как бы восходит на широкий экран, чтобы взорвать к чертовой бабушке весь этот осточертевший ему макулатурный киномир! Ба-бах! И, возможно, «Джанго» (в сущности рядовой фильм, который можно смотреть, а можно не смотреть, впрочем, имя режиссера обязывает) – именно тот проект, который и станет для неугомонного маэстро в чем-то поворотным. И превратится для него же в эдакую точку невозврата. После чего перед ним вдруг и откроется эдакая новая белая страница. Не с изложениями чужих сомнительных сочинений, а с его индивидуальной каллиграфической «чистописью» – в попытках удивить и себя, и нас «чистым искусством», а не шлаками полувековой кинодавности.