Эпидемия и карантинные меры застали государство врасплох. Сказалось отсутствие планирования. Сегодня правительство пытается сформировать ресурсы для реагирования в сложившейся ситуации. Фронт работы очень широк – от нужд разбитой системы здравоохранения до смягчения социальных последствий экономического кризиса. Кабмин уже предложил изменения в бюджет с сокращениями расходов и доходов. Планируется создание так называемого стабилизационного фонда. Но пока что это похоже на авральное перераспределение и так ограниченных средств без особого планирования. Собственно говоря, его не наблюдалось и до эпидемии. Об этом в интервью ГолосUA рассказывает эксперт «Экономического дискуссионного клуба» Евгений Олейников.
– Как вы оцениваете принципы, на которых хотят перераспределить средства в государственном бюджете Украины?
– Они не эффективны. Это проблема бюджетного процесса в целом. Дело в том, что у нас бюджетный процесс разорван теми материальными результатами, которые мы планируем достичь в результате тех или иных бюджетных трат. В эффективном варианте планирования большая часть трат должна быть привязана к материальным или социальным эффектам, которых мы ожидаем. Условно говоря, если выделяют 50 миллиардов гривен на дороги, это означает, что будут построены, отремонтированы, реконструированы такие-то дороги. Во-первых, тогда была бы понятна взаимосвязь с выделенными деньгами и результатом. Во-вторых, использование бюджетных средств было бы хорошо контролировано обществом. Понимание в каждой сфере этого материального эффекта позволило бы осуществлять комплексное планирование. Условно говоря, если здесь строят дорогу, то здесь можно построить какой-то объект, к нему будет подводиться инфраструктура.
– То есть будет создаваться мультипликационный эффект…
– Абсолютно верно. Это способствовало бы бизнесу. Бизнес, понимая планы правительства в экономической сфере, мог бы привязываться к ним при своем планировании. Это бы давало синергию государственного и негосударственного секторов финансов. У нас же происходит принцип: давайте всем дадим по чуть-чуть, чтобы отчитаться, что мы дали денег везде – и на образование, и на здравоохранение, но по факту мы, пытаясь заткнуть все дыры, остаемся с отсутствием результата, потому что нам не хватает денег, чтобы полноценно завершить хотя бы один проект. В итоге мы имеем ситуацию, когда шесть лет реформируем медицину, а теперь, когда медицина должна пройти практическую проверку, мы слышим только мантры о том, что мы еще недореформировали и не успели. Но прошло шесть лет! Сколько им нужно? 60? И такое происходит в каждой сфере. Сейчас пошли по тому же пути: нам надо сэкономить энную сумму средств, нам надо ее загнать в стабилизационный фонд.
– Кстати, как вы оцениваете предложение правительства создать такой фонд в размере 97,1 миллиарда гривен?
– Даже сама идея создания стабилизационного фонда во время кризиса звучит как минимум глупо. Стабилизационный фонд потому так и называется, что создается заранее, во времена, когда средств больше. Часть из них аккумулируется в спецфондах, и потом начинают тратить. Классический пример – Норвегия с фондом благосостояния будущих поколений, которая при высоких ценах на нефть производит отчисления в такой фонд. А у нас мы не создаем стабилизационный фонд. Мы производим перераспределение и так убывающих ресурсов в условиях кризиса. От того, что мы убывающие ресурсы назвали стабилизационным фондом, такими они не стали.
– Все что у нас было перед кризисом, это резервный фонд, который составлял полтора миллиарда гривен…
– Опять же его не было как такового. Резервный фонд должен наполняться за счет текущих поступлений. Это не то, что уже есть, оно лежит, им можно воспользоваться в случае необходимости. Под него доходы тоже должны прийти. По факту денег, которые правительство выделяет в стабилизационный фонд, еще нет. Они должны прийти в виде платежей, заимствований и так далее. И это главная проблема. Вторая проблема – это принцип формирования этого стабилизационного фонда. Его просто начали механически обрезать по кусочку со всех бюджетных программ без понимания, к чему это приведет. Правильнее было бы не кусками вырывать, а сокращать программы целиком. Если мы понимаем, что этот объект или направление не является приоритетным, давайте просто не финансировать его в этом году. Иначе мы сожжем деньги, но не получим эффекта. Гораздо эффективнее, когда мы четко понимаем: это замораживаем, от этого отказываемся, а здесь, наоборот, концентрируем. Но для этого нужно изначальное бюджетное планирование, о котором я говорил, – когда у нас каждая копейка привязана к ожидаемому материальному социальному результату. Пока этого не будет, мы будем двигаться от кризиса к кризису, а в кризисе – начинать метаться, пытаясь что-то где-то как-то урвать, перераспределить при постоянно убывающих ресурсах.
– Например, в Италии правительство берет деньги и перераспределяет их через муниципалитеты, то есть отдает на места… А у нас сокращается фонд регионального развития, развития ОТО, и эти деньги идут в центр… Что дает эта концентрация ресурсов в центре?
– Здесь надо понимать нюансы бюджетного процесса. В Италии очень велики и доходы местных бюджетов. То есть у них доходная часть существенно децентрализована. Соответственно, муниципалитеты имеют хорошие навыки более эффективного использования этих ресурсов внизу. Поэтому выгодно и эффективно давать ресурсы сверху вниз. Но в Украине ситуация совершенно другая. У нас есть три максимально бюджетообразующих налога. Это НДС, акциз и налог на доходы физлиц. Три налога, которые формируют львиную долю бюджетных поступлений. С большим отставанием от них идет единый налог. Если посмотрим на эти налоги, то первые два являются общегосударственными – НДС и акциз. Они изначально никак не привязаны к территориям. Подоходный налог привязан в большей степени плюс-минус к месту регистрации человека. Но все равно есть целый ряд нюансов, где этот налог считается общегосударственным. У местного самоуправления нет ни инфраструктуры, ни достаточного опыта управления деньгами, тем более в кризисной ситуации. Именно сейчас дать деньги на места не будет эффективным. Фонд регионального развития формировался за счет денег государственного бюджета. Это деньги центрального бюджета, которые планировали отдать на места. Это не те деньги, которые уже есть. Это деньги, которые будут поступать в виде доходов, а их так или иначе будут перераспределять. Мы подошли к кризису без резервов. Это тоже надо четко понимать. Сейчас отдача на места вряд ли будет эффективна. Опять же, как пример, наша недореформированная медицина. Мы толком не перешли ни в одну модель, ни в другую. Мы не завершили реформу полноценно даже на первом уровне, когда могли бы сейчас сказать, что у нас есть опыт финансирования больниц на местном уровне. У нас ничего этого нет. Медицина зависла между небом и землей. Между регионами, центром. Часть врачей перепрофилировали, часть недопрофилировали. Ситуация, когда у нас ликвидировали санэпидемслужбу, а когда эпидемия, мы ее в авральном режиме восстанавливаем, для меня это приговор всей реформе в целом и качеству реформирования.
– Если обратиться к опыту других стран, то как нужно формировать стабилизационный фонд? И на кого потратят этот стабилизационный фонд? Премьер-министр говорит, что средства из него пойдут на социальную сферу, бизнес, медицину…
– Опять каждому дадим по кусочку. Мы никого не забыли. На самом деле это говорит, что руководитель панически боится в условиях кризиса принять непопулярное решение, то есть четко сказать: мы хотели бы помочь всем, но наши ресурсы этого не позволяют, поэтому это приоритеты, которые нас могут вытащить, остальные – как можем. Здесь же начинается, вроде как всем раздали, пусть никто не обижается, а толку? И так ограниченные ресурсы начинают раскидываться по всем направлениям. А их просто сожгут в таком случае.
– Насколько может пострадать экономика в течение месяца? Как долго она будет восстанавливаться после такой остановки?
– Здесь есть несколько факторов. Последняя социология говорит о том, что порядка 64 % респондентов по стране сказали, что их материальное положение существенно ухудшилось в результате кризиса. При этом 34 % заявили, что в результате кризиса они уже утратили работу.
– И еще была информация Торгово-промышленной палаты, что 500-700 тысяч работников уже потеряли работу и кризис заденет 500-600 тысяч предприятий и 3-4 миллиона сотрудников…
– Именно так. Давайте посмотрим на эту ситуацию в комплексе. То, что должно видеть правительство, но пока не видит. С одной стороны, будет работать фактор дальнейшего сокращения ресурсов. Бизнес в основной своей массе не может работать. Он будет вынужден избавляться от тех, кто потребляет его ресурсы. В первую очередь будут избавляться от людей. Будут просто их увольнять. Куда пойдут эти люди? Можно сколько угодно угрожать, что мы придем и проверим, но проверят потом, а деньги я должен тратить сейчас. А даже если проверят сейчас? Ну и что, можете выписать мне штраф.
– А что проверять? Как сократили?
– Законно ли сократили. То есть, если пойдут массовые увольнения, а они пойдут в итоге, то проверяющих не хватит за всеми бегать. Соответственно, куда пойдут эти люди? Они пойдут в центры занятости и скажут государству: дай пособие. Это первая волна, но есть и вторая. Вторая волна – это те, кто массово вернулись из-за рубежа, которые официально вообще не были трудоустроены, но сегодня они точно так же потеряли работу там, за рубежом. Когда они смогут туда вернуться, очень гадательный вопрос. Даже если будут ослабляться карантинные мероприятия внутри государства, то границы откроют в последнюю очередь. Потому что все будут бояться, что сейчас мы открылись, кто-то приехал из другой страны, привез коронавирус, и вот опять пошла новая вспышка. Границы будут открываться в самую последнюю очередь. Эти люди тоже посидят дома месяц, полтора, два, а потом тоже пойдут в центр занятости и скажут: дай пособие, хоть минимальное, но дай. Соответственно, пойдет огромная нагрузка на госфинансы. При этом она пойдет в условиях, когда бизнес не работает. Он поступлений не дает. Сокращаются поступления НДС, потому что остановился ритейл, единый налог, который идет с третьей группы с оборота, самый большой, прекращаются поступления, потому что нет оборота. И так далее.
– Всяческие ренты…
– Конечно. Если вы остановили экономику, то практически все платежи, которые привязаны либо к финрезультату, либо к объему добычи, выработке и так далее, начинают сокращаться. Вы сокращаетесь при постоянном росте потребления, потому что дай пособие, помощь, поддержку, оплати текущие зарплаты бюджетникам, пенсионерам. Всем плати – денег нет. К чему это приводит, мы видим уже сейчас. НБУ перечислил 42 миллиарда гривен прибыли в бюджет. Мы прекрасно понимаем, что НБУ не мог заработать за неполных три месяца 42 миллиарда ни на чем. По сути, это напечатанные деньги. Мы имеем очень простую ситуацию: с одной стороны, правительство будет поджимать растущие потребности, с другой – сокращающиеся доходы. Но мы не Соединенные Штаты. Если мы начнем скидывать напечатанные деньги в экономику, мы получим гиперинфляцию, причем очень быстро.
– То есть уже пошла эмиссия…
– Конечно. Мой прогноз, что в течение ближайших полутора месяцев правительство будет выискивать способы ослабить карантин, уже начали открывать продуктовые рынки, с ограничениями, но, тем не менее, открывать. Шаг за шагом будут стараться снизить эти жесткие ограничения, которые возникли. Мое мнение, что в течение двух месяцев мы будем наблюдать если неполную отмену карантина, то существенное сокращение карантинных мер, которые позволят экономике начать двигаться вперед, постепенно восстанавливаться. Насколько быстро экономика сможет восстановиться? Есть два фактора. Первый, насколько долго будут тянуть с переходом от глобального карантина к точечным мерам, а второй заключается в том, насколько быстро будет восстанавливаться мировая экономика. Это фактор малопредсказуемый хотя бы потому, что не было в истории современной экономики такой пандемии с таким эффектом в виде глобальной остановки экономики. Хотя некоторые обнадеживающие сигналы поступают. В Великобритании несколько газет опубликовали обращения британских фермеров о том, что срочно верните работников из-за рубежа, потому что мы не соберем урожай, а надо им на минуточку 90 тысяч человек. И это только Британия и только сельское хозяйство. На самом деле я придерживаюсь точки зрения, что если мы сами не навредим себе паническими мерами, то к концу года можно ожидать если не полноценного восстановления мировой экономики, то как минимум преодоления самых острых кризисных явлений в ней. Главный вопрос, насколько мы сможем сделать для себя выводы из этой ситуации, начать формировать институты, которые должны функционировать в кризисные периоды.
– Предложило ли правительство фундаментальные выходы из этого? Пока что этого не видно…
– Справедливости ради скажу, что предъявлять претензии хоть к этому правительству, хоть к предыдущему, не совсем корректно. Систему государственного управления нужно представить как очень сложный автомобиль, в котором есть разные механизмы. Есть механизмы, которые работают постоянно, а есть механизмы, которые работают в экстренных ситуациях. Например, санитарно-эпидемиологическая служба. Это тот механизм, который в обычных условиях не то, что незаметен, а его воспринимают, как тех, кто с проверками бегает, только деньги вымогать, больше никакого толку. Но возникает экстремальная ситуация, и мы понимаем, что этот механизм нужен. Именно эта служба должна была первой выступить с прогнозом, к чему надо готовиться, иметь разработанную схему расстановки сил и средств, чтобы максимально эффективно купировать заболевания, спасать людей, минимизировать потери для экономики. Такие службы не создаются мгновенно во время кризиса. Точно так же мгновенно мы не наполним Госрезерв. Я читаю заявления бывших руководителей Минздрава, что у нас к аппаратам ИВЛ нет расходных материалов. Но я бы хотел знать другое: а когда их в последний раз закупали и почему их нет в том же самом Госрезерве? Почему не сформировали эти запасы? Кто этим должен быть заняться? Должно все-таки прийти понимание и для госуправления, и для общества в целом необходимости антикризисных служб государства, их назначения, их роли. Тогда мы можем рассчитывать, что следующий кризис мы будем проходить более эффективно, чем мы его проходим сейчас. Иначе мы будем двигаться от кризиса к кризису, пока какой-то из них нас просто не угробит.