22 июля — день памяти Богдана Ступки.Великий актер оставил этот мир четыре года назад. В этом году ему исполнилось бы 75 лет. К этой памятной дате в одном из киевских издательств вышла новая книга «Украинская драма», посвященная памяти Богдана Сильвестровича. Ее автор, театральный критик Олег Вергелис рассказал ГолосUA о роли Ступки в жизни целой страны и театра в частности.
— Олег, о чем повествует книга «Украинская драма»? Это биография Богдана Сильвестровича или что-то другое?
— Другое. Еще при жизни Богдана Сильвестровича выходили биографические книги о нем, объемные и хорошо изданные. Поэтому нет намерений повторять кого-то или соревноваться с кем-то. Здесь, в "Украинской драме", мой авторский взгляд — на эпоху Ступки (начало третьего тысячелетия, то есть, период его деятельности в статусе худрука Национального театра). Здесь же — взгляд на «орбиту Ступки», на ту чудесную сценическую солнечную систему, центром которой он для нас был. 39 эссе — с любовью к театру.
— Как и когда у вас возникла идея написать «Украинскую драму»?
— Эта книжка складывалась непросто, даже мучительно иногда. В моем архиве сохранилось несколько часов прежде никогда не публиковавшихся диалогов со Ступкой — о его родном Львове, о режиссере Сергее Данченко, о проблемах украинского национального театра, о Боге и вере иногда говорили. Предложил эту развернутую тему одному литературному журналу. Там обрадовались. А потом говорят — а давайте сделаем книгу. Тогда у меня и возникла эта идея об «эпохе Ступки», которую сегодня стараются либо «затюкать», либо лишний раз не вспомнить. Есть заметки о его трудных, но интересных образах в эту же эпоху — Эдип, Фрейд, Лев Толстой (на сцене франковцев). Есть очерки о его желании и попытках строительства подлинно европейского театра в нашей стране.
— Что для вас означает «эпоха Ступки»?
-Для меня эпоха Ступки — это не только его роли и его театр. Все гораздо шире. Это сам разбег третьего тысячелетия (в искусстве театра), магическое и непроизвольное влияние Богдана на этот художественный период. Ибо в этот же период, напомню, и раскрываются наши теперешние лучшие режиссеры — Богомазов, Билоус, Троицкий, Держипильский, даже, простите, Жолдак, который очень обидел в свое время Ступку, но, уверен, обмен энергией между ними существовал, даже когда Андрей уехал из Украины на Запад.
— В чем причина того давнего конфликта Жолдака и Ступки?
— Причина только в бестактности талантливого Жолдака, а он одарен чрезвычайно. И очень жаль, что он не нужен сегодня украинскому театру.
— Когда вы писали книгу, то предполагали ее будущего читателя?
— Безусловно. В предисловии так и пишу – «Эта книга для инопланетян». Массы в виде землян театральной эссеистикой сегодня не увлекаются. Они увлечены — поеданием друг друга. К сожалению. А здесь — театральная лирика, театральная критика, диалоги не только с Богданом Ступкой, но и с иными «планетами» его же солнечной системы — такими умными людьми, как Роберт Стуруа, Григорий Гладий, Петр Панчук, тот же Андрей Жолдак, который, спасибо ему большое, разрешил опубликовать под этой обложкой свои «языческие» письма еще не родившимся актерам. Понятно, что эти темы не для масс, а для избранных «инопланетян». Надеюсь, они когда-нибудь спустятся на нашу растерзанную землю и победят повсеместное зло.
— Кто еще из людей театра, кроме упомянутых вами, встретился под «одной обложкой» книги?
— Там многие встретились. Хостикоев, Сумская, Витовская, Линецкий… Когда только возникла идея «Украинской драмы», я сразу же отверг скоропалительный вариант «сборника уже вышедших статей». Это и скучно, и неоригинально. Поэтому пришлось почти два года извлекать из сундуков рукописи, которые не сгорели. То есть прежде никуда не вошедшие тексты — о нюансах игры Ступки, когда он в последний раз вышел на сцену в "Украденном счастье", о его же царе Эдипе, который оказался пророческим и для наших политиков, которые потом поголовно ослепли. С чистого листа пришлось писать для этой книжки ироничное эссе «Когнитивный диссонанс» (о современном театре), творческие портреты Андрея Билоуса, Дмитрия Богомазова, других. Есть и некоторые дорогие моему сердцу былые очерки, в которых спустя время даже слова не хотелось менять. Например, рассказ о «Трех сестрах» в нашей провинции или эссе о «Правнуках Фирсах», патриотах украинской сцены, погибших в аду на Востоке страны.
— Какой главный урок вам преподал Богдан Ступка, как актер и человек?
— Он не был «учителем» в том смысле, который мы вкладываем в это слово. Просто я очень любил его. А любовь — это и есть познание, это и есть какой-то важный урок самой жизни. И, видит Бог, я очень трепетно и робко отношусь к самой «теме Ступки». В год его юбилея, а ему исполнилось бы в августе 75, будет много-много сюжетов вокруг этого имени. Поэтому здесь надо скромно отойти в сторонку, поставить свечку, поплакать о нем и о нас. И никаких «презентаций». Книга, если она имеет творческую ценность, сама найдет читателя или читатель найдет ее. А если не найдет — отдам бабкам в сельские библиотеки.
— Как бы вы оценили роль Богдана Ступки в театре и в жизни?
— Если говорить о «роли Ступки» — не только в театре, а в самой нашей жизни, то Его в этой «роли» не заменит никто. У малоизвестного поэта Кари Унксовой я однажды нашел такие строчки: «Необходимый стержень мирозданья…» Как хорошо сказано. Сам Ступка был для нас «необходимым стержнем мироздания». Такие люди гармонизируют мир, служат мерилом порядочности и одаренности. И вот когда из этого мирозданья изымается такой стержень, как Ступка, тогда и начинается — хаос, беда, война. Некому уравновесить «весы», некому остудить пыл безумия и мракобесия. Мне иногда идеалистически грезится — был бы Ступка, не было бы войны. Он бы сам поехал — на Восток, куда надо, чтобы не допустить раздора, агрессии, смертей, оккупации…
— Он поехал бы?
— Уверен. Он был и дипломат, и идеалист одновременно. Может быть, он последний идеалист нашей сцены. Как Станиславский и Курбас в свое время. Представьте, когда-то в зареве Первой мировой войны идеалист-Станиславский надеялся своим спектаклем по Достоевскому — остановить бойню и утвердить мир на земле. Безумие? Идеализм! И у Ступки был этот ресурс — миротворца, идеалиста, умного человека.
— Какие эпизоды, связанные со Ступкой, чаще всего вспоминаются?
— Не знаю почему, но один эпизод мне, правда, в последнее время вспоминается. Это съемки под Каменец-Подольским «Тараса Бульбы». Он пригласил туда, я и приехал. И увидел его возле гостиницы «Клеопатра» — бедного, опустошенного, измученного дикой жарой и съемками этого нашего самого великого артиста. Казалось, фильм изымает из него последние силы, остатки здоровья — все эти кони, люди, бесконечные дубли. А он практически без дублера на лихом коне в кошмарную жару да еще и в тяжелейшем обмундировании. Таким обесточенным, как тогда, никогда прежде не видел его. «Идите же, отдохните", — говорю. Ответ: «Та ніколи. Треба роль на завтра вчити, бо слів у нашого Гоголя забагато…» И в простоте одной этой реплики тогда и был «весь Ступка», в котором великий актер все-таки побеждал его же человеческую (физическую) исчерпанность, усталость, измотанность. Помню, он посмотрел тогда очень грустно, посетовал на адскую температуру и на съемочную «кавалерию», а затем в своей ироничной манере обронил: «А все ж таки коні не винні!»